Там, где мой народ. Записки гражданина РФ о русском Донбассе и его борьбе - [10]

Шрифт
Интервал


Мы ожидаемо сошлись во мнении о необходимости золотой середины, пусть она и крайне сложнодостижима. Чепик выдвинул идею, что середина эта может быть достигнута за счет географического разброса, скажем, Центральная Россия более дисциплинированна и верна линии партии и правительства, а Юг (естественно, включающий в себя Новороссию) более свободен в умственной работе. Идея интересная. Как бы то ни было, опять все пути ведут в Новороссию.


* * *

Свободолюбивая интеллигенция с новой силой кричит, что ее, дескать, травят. Между тем нет в России силы, столь же склонной травить кого-либо, чем сама эта интеллигенция. Причем ожесточеннее всего травят своих же, отступивших от «генеральной линии партии». Травили Некрасова за незамысловатое стихотворение в честь Муравьева-Виленского. Травили Бориса Слуцкого за «участие в гонениях на Пастернака» (несколько вымученных фраз с попыткой перевести все в шутку, мол, шведский Нобелевский комитет мстит нам за Полтаву — и четверть века припоминаний и улюлюканий по этому поводу, нормальное сочетание травли и контртравли?). Травили и продолжают травить много кого еще.


Вот что по этому поводу писала Людмила Сараскина, сама человек более либеральных, чем консервативных или иных воззрений: «Вглядываясь из этого одинокого окопа в облик отечественного либерализма, я увидела устойчивый стереотип политического поведения единицы либерала. Он точно знает, когда и кому аплодировать и когда кого поносить — и в этом смысле видится мне членом партии, со строгой партийной дисциплиной и генеральной линией. Будто центральный агитпроп выдает ему установку (ориентировку) по быстрому реагированию — и реакция либерала на мир и людей точно соответствует специальным тестам, по которым он опознает своих и отсекает чужих. (Году в 1992-м я была приглашена в одно почтенное жюри по публицистике. На решающем заседании появился шустрый молодой человек — в роли политкомиссара. Имея цель убедиться в благонадежности каждого из нас, он предложил тест: “Как вы относитесь к Говорухину?” — и был шокирован, услышав от меня слова симпатии и сочувствия автору “Великой криминальной революции”)».


Видя умные, исполненные легкой иронии глаза в аккуратных очочках, пытливо вчитывающиеся в строки Поппера, Хайека, Пайпса и де Ктострина, знайте — с огромной долей вероятности перед вами потенциальный либо уже свершившийся хунвейбин, сжигающий книги, изгоняющий неугодных лекторов из аудиторий, призывающий «раздавить гадину» или сам деятельно участвующий в этом раз-давлении.


* * *

Милюков в мемуарах: «Я со своей стороны утверждал в Думе, что «истинными сепаратистами являются русские националисты», отрицающие самостоятельный украинский язык и украинскую литературу». Вот недаром этот персонаж у меня среди самых нелюбимых в XX веке, где-то около Горбачева.


* * *

Когда Генри Киссинджер, достаточно сдержанно относившийся к Израилю, прибыл в начале 70-х с визитом в эту страну, он буквально с порога заявил: не стоит, исходя из этнических соображений, рассчитывать на него как на лоббиста интересов Тель-Авива, он, дескать, в первую очередь американец, а затем уже еврей. Голда Меир ответила: «О, ничего страшного, мы ведь читаем справа налево». Эту полубайку-полубыль я вспомнил, узнав в конце 2014 года о нашумевшем письме потомков русских эмигрантов против антироссийской клеветы в Европе. Мы с небывалым равнодушием давно уже вычеркнули из сознания тот факт, что Россия в XX веке пережила трагедию Рассеяния, трагедию, по масштабам ничем не уступающую еврейской. Сотни тысяч, миллионы русских людей на всех континентах и во всех странах, от Финляндии до Парагвая, жили, вносили огромный вклад в культуру, политику, науку и военную славу своих новых государств, не забывая при этом, что они русские, — и стараясь воспитывать потомков в том же духе. Радостно, что живые осколки величественного имперского корабля до сих пор не забывают, что они в первую очередь русские (мы все-таки читаем слева направо). Это огромный капитал, имеющий небывалую цену, вот только как мы с ним обходимся?


У Израиля с евреями Диаспоры сложные, противоречивые, многогранные отношения. Здесь есть место и горячей привязанности, и поддержке, и стремлению отгородиться, как у Киссинджера, и даже неприязни разной степени накала. Но менее всего в этой яркой палитре заметно искреннее, ненапускное равнодушие, эдакий израиле-агностицизм. Чем больше московский, киевский или вашингтонский еврей повторяет себе: «Я спокоен. Мне все равно. Израиль мне интересен не более Лесото с Бутаном. Не думай о белой обезьяне», тем сильнее белая обезьяна колотит изнутри по черепной коробке. В итоге даже отгораживание или отрицание сообразно законам диалектики идет отношениям на пользу. Дмитрий Быков, публично идентифицирующий себя с русскими, часто говорит об ошибочности самого создания Израиля, цитируя Эренбурга: «Задача соли быть в разных блюдах, а не собираться в одной солонке». Израильтяне сердятся, обижаются, говорят о предательстве. Идет ожесточенная полемика с неизбежным самоопределением участников и наблюдателей. Двое израиле-агностиков встанут на сторону Быкова, а двое, почесав в затылке, поддержат Израиль. Два лучше, чем ноль, который был до дискуссии, не так ли? Естественно, феномен «Родина +/- диаспора» одними евреями не ограничивается. Крепкие, пусть и не такие драматичные отношения установлены у КНР с хуацяо, являющимися одним из самых солидных внешнеполитических инструментов Пекина. Огромную поддержку оказывают исторической отчизне зарубежные армяне, можно вспомнить хотя бы благотворительную деятельность Шарля Азнавура в пользу жертв Спитака. А «поправка 907» относительно запрета на помощь Азербайджану, продавленная армянским лобби в США в 1992 году, в разгар войны за Карабах? Кстати, в число заокеанских симпатизантов Армении входит клан Кеннеди.


Рекомендуем почитать
Крепость

В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.


«Жить хочу…»

«…Этот проклятый вирус никуда не делся. Он все лето косил и косил людей. А в августе пришла его «вторая волна», которая оказалась хуже первой. Седьмой месяц жили в этой напасти. И все вокруг в людской жизни менялось и ломалось, неожиданно. Но главное, повторяли: из дома не выходить. Особенно старым людям. В радость ли — такие прогулки. Бредешь словно в чужом городе, полупустом. Не люди, а маски вокруг: белые, синие, черные… И чужие глаза — настороже».


Я детству сказал до свиданья

Повесть известной писательницы Нины Платоновой «Я детству сказал до свиданья» рассказывает о Саше Булатове — трудном подростке из неблагополучной семьи, волею обстоятельств оказавшемся в исправительно-трудовой колонии. Написанная в несколько необычной манере, она привлекает внимание своей исповедальной формой, пронизана верой в человека — творца своей судьбы. Книга адресуется юношеству.


Плутон

Парень со странным именем Плутон мечтает полететь на Плутон, чтобы всем доказать, что его имя – не ошибка, а судьба. Но пока такие полеты доступны только роботам. Однажды Плутона приглашают в экспериментальную команду – он станет первым человеком, ступившим на Плутон и осуществит свою детскую мечту. Но сначала Плутон должен выполнить последнее задание на Земле – помочь роботу осознать, кто он есть на самом деле.


Суета. Роман в трех частях

Сон, который вы почему-то забыли. Это история о времени и исчезнувшем. О том, как человек, умерев однажды, пытается отыскать себя в мире, где реальность, окутанная грезами, воспевает тусклое солнце среди облаков. В мире, где даже ангел, утратив веру в человечество, прячется где-то очень далеко. Это роман о поиске истины внутри и попытке героев найти в себе силы, чтобы среди всей этой суеты ответить на главные вопросы своего бытия.


Сотворитель

Что такое дружба? Готовы ли вы ценой дружбы переступить через себя и свои принципы и быть готовым поставить всё на кон? Об этом вам расскажет эта небольшая книга. В центре событий мальчик, который знакомится с группой неизвестных ребят. Вместе с ним они решают бороться за справедливость, отомстить за своё детство и стать «спасателями» в небольшом городке. Спустя некоторое время главный герой знакомится с ничем не примечательным юношей по имени Лиано, и именно он будет помогать ему выпутаться. Из чего? Ответ вы найдёте, начав читать эту небольшую книжку.