Там, где горит земля - [23]

Но ведь это батальоны «волков», лучшей пехоты мира…

С ними можно все.

Штурмовая дивизия из ягеров, солдат, которые не знают страха, сомнений, слабости и преданы нобилю, как собственноручно выкормленные щенки–волкодавы.

— Я сделаю это, мой вождь, — выдохнул Томас, глядя в глаза Координатору с бесконечной верой и преданностью.

— Идите. И сделайте, — произнес вождь с той же непоколебимой верой.

Уже у самого выхода Фрикке остановил короткий негромкий возглас.

— Томас, – произнес Координатор.

Фрикке замер.

— Вы пойдете в бой на самом ответственном участке фронта, — по–прежнему негромко, почти задушевно произнес человек за широким столом. – Там, где не справится больше никто. Там, где будет решаться исход всей войны. И в этот час я буду ждать от вас победы. Принесите её, и вместе с немногими избранными, теми, кто в грядущей битве проявит себя с наилучшей стороны, вы сможете получить все, хоть личный протекторат, если пожелаете. Собственные законы, легализация… религиозных практик ваших бойцов. Собственная «Фабрика жизни».

Координатор сменил позу, чуть склонился вперёд, одинокий луч света переломился на бриллиантовой пыли перстня, словно на пальце зажглась трехлучевая звезда.

— Мне советовали утилизировать вас. Достойные и значимые люди считали, что после вашего провала эвроспиртовой котёл – самое мягкое наказание. Но я поверил в то, что вы ещё можете принести пользу Евгенике. Томас… И не распустил ваши батальоны, как требовали военные и «братья». Горе вам, если вы обманете моё доверие вторично.

После того, как нобиль вышел из кабинета, Координатор долго сидел, погруженный в раздумья. Небрежно перебрал стопку очередных сводок, уверенно и привычно выхватывая из общего текста значимые числа и слова.

Авиаторы били тревогу – износ реактивных двигателей в действующей армии достиг критических значений. Восполнить потери в ближайшие месяцы не представлялось возможным – станочный парк находился в состоянии демонтажа и перевозки на заводы той Европы. Решение о переносе производственной базы было рискованным, но для того, чтобы летом вновь захватить господство в воздухе, самолетов и двигателей хватит. А потом новое производство с использованием наработок аборигенов и их сверхпрочных сплавов восполнит любые потери.

Потом…

Координатор закрыл лицо руками, массируя мимические мышцы, стянутые спазмом усталости. Вызвал из памяти портрет русского императора. Лидер Евгеники прекрасно понимал, что абсолютной власти не бывает. Любой государственный деятель только выразитель воли своего сословия, класса, группы, спаянной едиными интересами и намерениями. Константин – всего лишь человек, представитель низшей расы, к тому же почти на двадцать лет старше вождя. Слаб, стар, косен.

И все же, в последний год Координатор начал воспринимать монарха как личного врага, персонализацию многоликого противника. Это была война между двумя людьми, первым умом Евгеники, и главарём плутократов. Надо признать, хитроумных плутократов. Хитрых, упорных, обладающих нерассуждающим тупым упорством, которое так легко и так ошибочно можно принять за смелость.

«Что ты приготовил на этот раз?$1 — спросил про себя Координатор, обращаясь к врагу через тысячи километров и неисчислимую бездну «нулевого пространства». Он вспомнил Томаса – изобретательного, умного, при этом фанатичного, правильно преданного учению и Нации. Под его, Координатора, началом – многие тысячи, миллионы таких бойцов.

А что осталось у Константина?

И сам же ответил:

«Что бы то ни было, тебе это не поможет».

Глава 5

Зимнее солнце светило в окно, неярко, но как‑то дружелюбно, тем особенным образом, какой можно увидеть только на склоне дня, когда на небе ни облачка, и сам воздух, кажется, искрится от теплого прикосновения лучей.

Тринадцать человек стояли вокруг большого стола, представлявшего собой круг хитроумно отшлифованного и гранёного стекла. Эти люди были очень разными. Младшему не так давно исполнилось двадцать девять, а старший разменял седьмой десяток. Некоторые носили гражданскую одежду, другие армейский или флотский мундир, а кто‑то – ведомственную униформу с посеребренными пуговицами и «цеховыми» значками. Тринадцатый, немолодой, ширококостный мужчина с зачёсанной назад гривой седеющих волос, в темно–синем костюме, с необычно большими часами на широком кожаном браслете, негромко, размеренно говорил.

— На вас возложена огромная ответственность. Всех нас впереди ждут тяжелые испытания, боль и потери. Победа не дастся легко, её можно будет достичь только сверхчеловеческим напряжением сил, вырвав из глотки торжествующего врага. Наша армия, флот, тыл, транспорт – всем найдётся работа. Тяжелая, беспредельно тяжелая работа.

Седой оратор перевел дух и продолжил:

— Это враг, которого ещё не бывало в истории нашего мира. Он пришел не для того, чтобы захватить землю, забрать золото или дань, получить контрибуции и торговые привилегии. С ним невозможно вести переговоры, добиваться неких условий или покупать мир уступками. Ему нужно все, целиком. Наш враг не просто считает нас ниже и слабее себя. Нет. Он отказывает нам в самом праве на существование, в праве именоваться людьми. И когда мы вновь сойдемся с ним в решающей схватке, это будет не обычная баталия, не измерение сил и вооружений. Для нас это побоище станет Армагеддоном. Измерением нашей воли к жизни, любви к своим семьям, памяти достойных предшественников, создавших нашу великую страну.