Там, где фальшивые лица - [2]

– Да иду я, иду, – раздраженно проворчал бородач в ответ на непрекращающийся назойливый шум, что рвался под вечер в его мирную обитель.

Неторопливо спустившись по лестнице и явно не ожидая всех тех жутких и необратимых последствий, что в скором времени должен был принести ему с собой припозднившийся посетитель, гном оказался в небольшой прихожей. Несколько раз повернул ключ в замочной скважине и распахнул дверь, впуская в дом порыв прохладного ветра и истошное кошачье завывание.

На пороге стоял, лениво облокотившись о косяк, невысокий оборванец с явным клеймом пренебрежения к собственному внешнему виду и, похоже, без каких-либо средств к существованию. Являл он собой довольно непритязательный вид: на плечах – помятый серый плащ с истрепанными полами, края капюшона, низко надвинутого на лицо, явно кто-то долго грыз, а большой дорожный мешок за спиной походил на уродливый горб. Сказать, что этот бродяга видал виды, значило не сказать ровным счетом ничего. Только облезлые бездомные псы, наверное, могли бы соперничать с ним в своей ободранности и невзрачности, да и пахло от него не лучше.

Тем не менее пройдоха что-то лениво и беззаботно насвистывал себе под нос, ожидая, когда же хозяин дома сам к нему обратится. Наглец! И из-за этого негодяя пришлось встать с любимого теплого кресла и тащиться на холод?!

– Чем обязан? – со злостью в голосе спросил гном, пытаясь высветить из темноты лицо незнакомца. Сумерки уже настолько сгустились, что нельзя было ничего разглядеть.

– В этом ли доме проживает гном Дори из Грон-Каррага, как здесь написано? – хрипло справился обладатель грязного серого плаща, нагло ткнув пальцем в табличку: «Старый город. Морис, 13. Мэри Уинтерботом, портниха. Дори из Грон-Каррага, гном».

– Нищим не подаем! – вместо ответа «доброжелательно» рыкнул хозяин. – Пойди в гильдию, может, там приютят?

– Это у Глойна-то? – засомневался бродяга совершенно другим голосом, звонким, как разбивающийся бокал, – вся хрипота разом куда-то исчезла. – И тебе не жаль заживо отдавать в его скрюченные жадные лапы старого доброго знакомца?

Поднеся свечу к самому лицу пройдохи и рывком откинув его капюшон, Дори тут же узнал в припозднившемся госте своего лучшего друга. Свеча вырвала из темноты недоброе, худощавое лицо с лукавыми зелеными глазами, большим носом картошкой и торчащей во все стороны нечесаной каштановой бородой.

– Ангар! Что ты здесь?.. Но как?.. – Дори был ошеломлен.

– Дружище!

Хозяин и его гость сжали друг друга в объятиях.

– Проходи, проходи скорее! Как я рад тебе, Непутевый!

Бродяга скользнул в дом, при этом не преминув бросить взгляд по сторонам – не следит ли кто? И, уж конечно, он ничуть не подумал обидеться на то прозвище, которым одарил его Дори.

Ангар, сын Стира, был тем, кого гномы называют «Дортан», что на языке ронстрадцев значит «ветреная голова» или, собственно, «непутевый». Это имя ему было дано за непреодолимую тягу к приключениям и золоту, и чем больше того и другого – тем лучше. Помимо всего прочего, Непутевый имел склонность полностью закрывать глаза на риск и безжалостно убирать все преграды со своего пути при помощи ножа и веревки, что никогда не служило ему самому во благо. К началу описываемых событий Ангару было сто два года – возраст, по меркам гномов, совсем еще «несерьезный», и, сказать по правде, Дортан так и остался в душе ребенком, беспечным и неугомонным.

Если говорить о прозвищах, то и Дори был обладателем оного. Уже двести с небольшим лет его называли Рубином, и кто бы ни спрашивал этого гнома, почему его так кличут, любопытствующий никогда не получал ответа: он или отмалчивался, или менял тему. Благоразумный и основательный Дори являлся абсолютной противоположностью бесшабашному Непутевому. Это был твердый, непреклонный Нор-Тегли, про которых говорят, будто они знают пути воронов, то есть повидали за свою жизнь много чего такого, что остальные могли бы увидеть лишь на гравюрах. Ангар хорошо понимал, что без друга, который, казалось, только тем и занимается, что вытаскивает Непутевого из различных неприятностей, его легкомысленные кости давно бы уже обгладывали волки в каком-нибудь заброшенном горном ущелье или диком лесу. Помимо того, лишь Дори удерживал Дортана от поистине отвратительных поступков. Скажем, Ангар, не задумываясь, хватался за нож в тех ситуациях, когда прекрасно можно было обойтись словами. Он запросто мог сгоряча отправить кого-нибудь на тот свет, взорвать пещеру с уже почти обретенным кладом, обрушить лавину или, как это бывало прежде, ужасно сглупить в самый ответственный момент и произнести невинным тоном: «Ой! Что же я натворил, Дори!» И при этом он искренне считал, что ничего такого особенного и не случилось. Безжалостность в его душе слилась с уверенностью в собственной абсолютной непогрешимости. Проще говоря, Ангар был не из тех друзей, на кого можно положиться…

Дори жил в Гортене, в Старом городе, в каких-то двух кварталах от внутренней стены. Их с Мэри небольшой двухэтажный дом для него только в последнее время стал надежным прибежищем, ведь появлялся он в нем не так уж часто – в былые времена гном подолгу пропадал в странствиях со своим неугомонным другом.