Талмуд и Интернет - [24]
Признав, что один из моих героев-писателей является мизантропом, аристократом и антисемитом, я не могу скрыть, что второй из них — лжец, трус и изменник. Он был евреем, хотя звали его на римский манер Иосифом Флавием и он преданно служил Римской империи. Это ему удалось так ярко описать разрушение Иерусалима в первом веке.
Прежде чем перебежать к римлянам, Иосиф был одним из участников еврейского восстания, которое в 70 году и завершилось этим печальным событием. Человек умеренных взглядов, он не верил, что евреям удастся сбросить римское владычество. И хотя он стоял во главе еврейских воинов в Галилее, на успех в военном конфликте не полагался. Укрепить занимаемый район в достаточной степени ему не удалось: римский полководец Веспасиан легко одолел Иосифа, и последнему пришлось с сорока воинами укрыться в пещере.
Иосиф так описывает эти события в «Иудейской войне»: римляне посылают своих людей, которые должны пленить его. Когда воины Иосифа понимают, что тот готов сдаться, они требуют, чтобы он совершил самоубийство, и готовы сами убить его в случае отказа. Иосиф в ответ произносит речь, которая полностью приводится в «Иудейской войне». Это прекрасный образец здравомыслия и бесхребетного приспособленчества. «Почему, друзья мои, — обращается Иосиф к своим товарищам, — почему мы так стремимся покончить с собой? Почему мы хотим разорвать тесную связь между лучшими друзьями — телом и душой?»
Но его воинов не тронули доводы начальника, и они продолжали твердить, что только смерть станет для них почетным исходом. В конце концов Иосиф притворно соглашается и решает, что они начнут убивать друг друга по жребию. По его собственным словам, воины «проглотили наживку»: Иосиф бросает жребий и — как и следовало ожидать — оказывается в этой очереди последним. Когда все уже мертвы, он убеждает своего последнего оставшегося в живых товарища сдаться римлянам вместе с ним.
Иосиф был бесстыдным трусом, чье поведение кажется вполне современным. В эпоху фанатичной веры, когда люди с готовностью принимали мученическую смерть, он сделал все, чтобы остаться в живых. Потерял ли он веру в еврейского Бога, когда настал его черед расстаться с жизнью? Или он просто больше верил в себя? Или — в римлян, которые его окружили? По его собственному свидетельству, им во всех действиях руководило Провидение, однако трудно согласовать его циничную изворотливость с громкими заверениями в благочестии.
Приведенный к Веспасиану, Иосиф предсказал, что тот станет императором. Веспасиан, которому действительно не были чужды императорские амбиции, заключил Иосифа в тюрьму, но обходился с ним хорошо, а двумя годами позже, когда Веспасиан действительно стал императором, освободил Иосифа и даже обеспечил его новой женой и домом в Риме. Иосиф уже не мог вернуться к иудеям, и, когда сын Веспасиана Тит выступил на Иерусалим, Иосифу пришлось идти вместе с римской армией. Он находился там вплоть до полного разрушения Иерусалима.
Я вспомнил об Иосифе Флавии, потому что недавно он промелькнул на мониторе моего компьютера, когда я совершал виртуальный тур по святым местам иудаизма.
Я не особенно люблю ходить в синагогу — но добавлю при этом, что эта моя нелюбовь распространяется также на посещение библиотек, музеев, больниц, концертных залов и торговых центров. Почему больниц — понятно, а что касается остального, то, несмотря на мою привязанность ко всему, что собрано в этих местах — книгам, произведениям искусства, религии, музыке, сорочкам, брюкам, электроприборам и мебели, — я терпеть не могу находиться там, где все это сосредоточено искусными профессионалами. Меня значительно больше трогает вид книги на ночном столике моего друга, доносящаяся через открытое окно кантата Баха, детская молитва, которую я произносил, находясь еще в кровати: Господи, благодарю Тебя за то, чтовернул мне душу.
Организованная религия является, насколько мне известно, как и любая цивилизация, общинной. Тем не менее я предпочитаю не общественные, а личные отношения. Когда я был маленьким, моим родителям приходилось силой тащить меня в синагогу. Во время празднования бар мицвы я буквально сбежал с места действия. Однако мысль о том, что ко всему этому можно вернуться с помощью Интернета — одному и незамеченным, — представляется мне странно привлекательной.
Началось все с моего «посещения» синагог, разрушенных во время «хрустальной ночи». Затем, разумеется, я любовался Шартрским собором. А потом мне захотелось узнать, есть ли собственный сайт у синагоги в Уэстчестере[13], которую посещает моя семья. Она была в списке вместе со прочими синагогами графства, но изображение ее отсутствовало. Пока я разыскивал эту синагогу, на экране появилась картинка, на которой Amazon.com заявлял, что у него есть информация, относящаяся к синагоге Бет-Эль. Кликнув мышкой на картинке, я выяснил, что тех, кто разыскивает синагогу Бет-Эль, могут заинтересовать следующие три книги: «Руководство по формулированию психологических установок для достижения успеха в жизни и карьере», некое произведение, содержащее «интимные подробности жизни Давида», и книга размышлений, исторгнутых из души «бедной незаметной женщины».
Эта книга посвящена нескольким случаям подделки произведений искусства. На Западе фальсификация чрезвычайно распространена, более того, в последнее время она приняла столь грандиозные размеры, что потребовалось введение специальных законов, карающих подделку и торговлю подделками, и, естественно, учреждение специальных ведомств и должностей для борьбы с фальсификаторами. Иными словами, проблема фальшивок стала государственной проблемой, а основу фальсификаций следует искать в глубинах экономического и социального уклада капиталистического общества.
Академический консенсус гласит, что внедренный в 1930-е годы соцреализм свел на нет те смелые формальные эксперименты, которые отличали советскую авангардную эстетику. Представленный сборник предлагает усложнить, скорректировать или, возможно, даже переписать этот главенствующий нарратив с помощью своего рода археологических изысканий в сферах музыки, кинематографа, театра и литературы. Вместо того чтобы сосредотачиваться на господствующих тенденциях, авторы книги обращаются к работе малоизвестных аутсайдеров, творчество которых умышленно или по воле случая отклонялось от доминантного художественного метода.
Основание и социокультурное развитие Санкт-Петербурга отразило кардинальные черты истории России XVIII века. Петербург рассматривается автором как сознательная попытка создать полигон для социальных и культурных преобразований России. Новая резиденция двора функционировала как сцена, на которой нововведения опробовались на практике и демонстрировались. Книга представляет собой описание разных сторон имперской придворной культуры и ежедневной жизни в городе, который был призван стать не только столицей империи, но и «окном в Европу».
Паскаль Казанова предлагает принципиально новый взгляд на литературу как на единое, развивающееся во времени литературное пространство, со своими «центрами» и периферийными территориями, «столицами» и «окраинами», не всегда совпадающими с политической картой мира. Анализу подвергаются не столько творчество отдельных писателей или направлений, сколько модели их вхождения в мировую литературную элиту. Автор рассматривает процессы накопления литературного «капитала», приводит примеры идентификации национальных («больших» и «малых») литератур в глобальной структуре. Книга привлекает многообразием авторских имен (Джойс, Кафка, Фолкнер, Беккет, Ибсен, Мишо, Достоевский, Набоков и т. д.), дающих представление о национальных культурных пространствах в контексте вненациональной, мировой литературы. Данное издание выпущено в рамках проекта «Translation Projet» при поддержке Института «Открытое общество» (Фонд Сороса) — Россия и Института «Открытое общество» — Будапешт.
Аннотация издательства: «Книга представляет собой критический очерк взглядов двух известных буржуазных идеологов, стихийно отразивших в своих концепциях культуры духовный кризис капиталистического общества. Г. Корф прослеживает истоки концепции «прогрессирующей рационализации» М. Вебера и «критической теории» Г. Маркузе, вскрывая субъективистский характер критики капитализма, подмену научного анализа метафорами, неисторичность подхода, ограничивающегося поверхностью явлений (отрицание общественно-исторической закономерности, невнимание к вопросу о характере способа производства и т.
"Ясным осенним днем двое отдыхавших на лесной поляне увидели человека. Он нес чемодан и сумку. Когда вышел из леса и зашагал в сторону села Кресты, был уже налегке. Двое пошли искать спрятанный клад. Под одним из деревьев заметили кусок полиэтиленовой пленки. Разгребли прошлогодние пожелтевшие листья и рыхлую землю и обнаружили… книги. Много книг.".
В 1926 году Йозеф Рот написал книгу, которая удивительно свежо звучит и сегодня. Проблемы местечковых евреев, некогда уехавших в Западную Европу и Америку, давно уже стали общими проблемами миллионов эмигрантов — евреев и неевреев. А отношение западных европейцев к восточным соседям почти не изменилось. «Автор тешит себя наивной надеждой, что у него найдутся читатели, перед которыми ему не придется защищать евреев европейского Востока; читатели, которые склонят голову перед страданием, величием человеческой души, да и перед грязью, вечной спутницей горя», — пишет Рот в предисловии.Теперь и у нашего читателя появилась возможность оправдать надежду классика — «Дороги еврейских скитаний» наконец выходят в России.
Белые пятна еврейской культуры — вот предмет пристального интереса современного израильского писателя и культуролога, доктора философии Дениса Соболева. Его книга "Евреи и Европа" посвящена сложнейшему и интереснейшему вопросу еврейской истории — проблеме культурной самоидентификации евреев в историческом и культурном пространстве. Кто такие европейские евреи? Какое отношение они имеют к хазарам? Есть ли вне Израиля еврейская литература? Что привнесли евреи-художники в европейскую и мировую культуру? Это лишь часть вопросов, на которые пытается ответить автор.
Очерки и эссе о русских прозаиках и поэтах послеоктябрьского периода — Осипе Мандельштаме, Исааке Бабеле, Илье Эренбурге, Самуиле Маршаке, Евгении Шварце, Вере Инбер и других — составляют эту книгу. Автор на основе биографий и творчества писателей исследует связь между их этническими корнями, культурной средой и особенностями индивидуального мироощущения, формировавшегося под воздействием механизмов национальной психологии.
Книга профессора Гарвардского университета Алана Дершовица посвящена разбору наиболее часто встречающихся обвинений в адрес Израиля (в нарушении прав человека, расизме, судебном произволе, неадекватном ответе на террористические акты). Автор последовательно доказывает несостоятельность каждого из этих обвинений и приходит к выводу: Израиль — самое правовое государство на Ближнем Востоке и одна из самых демократических стран в современном мире.