Талисман власти - [41]

— Плюй в них, дракончик! — заорал он из дундука глухим голосом. Стараясь освободиться, он мотал головой, ударяя дундуком о стены. При каждом ударе дундук охал и старался закрыться покрепче. Сквозь дундуковский визг до Ивана донесся голос дракона:

— Влево, Ванюша, влево!

Ничего не видя, продолжая отбиваться от насевших на него врагов он сделал несколько шагов влево, понимая чем это ему грозит. Открывая свой тыл, он мог надеяться только на помощь дракона. И тот не подвел. Сбив еще несколько дундуков, пытавшихся атаковать его, он набрал побольше желчи и плюнул в сталактит, за которым скрывался вожак стаи. Грозный гул пронесся по пещере. Сталактит, подрезанный плевком как ножом, рухнул вниз, дробясь осколками. Камни рухнули на кучу дундуков, почти заклевавших Ивана. Вслед за камнями, кружась как осенний лист, спланировал предводитель разбойников. Глядя на него дракон бешено хохотал.

— Спасибо, друг! — донеслось из кучи. Расшвыривая камни и останки дундуков, из кучи вылез Иван. В одной руке он держал меч, а ж другой тащил упирающегося дундука из черной кожи. Увидев у своих ног вожака стаи, он придавил своего пленника коленом и начал сдирать кожу с атамана. Наблюдая за ним, змей поскреб лапой грудь. Звук был неприятный, словно металлической щеткой скребли по жести. Иван обернулся. В руках он держал кусок кожи. Дракон смотрел на него с молчаливым любопытством. Возникла неловкая пауза.

— Батюшке… — выдавил из себя княжич, отводя глаза.

— Ну, да. Сапоги сшить или там варежки, — согласился змей, приходя ему на помощь.

Минуту они молчали.

— Ты уж прости меня — молвил княжий сын.

— Чего там…С кем не бывает.. — дракой был польщен. Шаркнув крыльями, он слетел вниз.

— Ты, ежели чего, ну, ежели помочь, или так, заходи, Ваня.

Иван поклонился змею в пояс. Пленный дундук тихо ерзал под ногами. Княжич пнул его ногой. Дундук взвизгнул.

— Ну ты, нежить, сжечь тебя что ли?

Иван повернулся к дракону.

— Может возьмешь?

— Нет.

Убив главного дундука дракон удовлетворил чувство мести. Против этого дундука он ничего не имел.

— Ты его лучше батюшке отдай.

— И то верно! Пойду я? — полувопросительно, полуутвердительно сказал Иван. — Ты тоже, залетай, гостем будешь. Говядинки поедим.

— А шкура тебе не нужна больше?

Иван покраснел, не зная, что ответить дракону потом выдавил из себя.

— Дык, неплохо бы…

— Ты в том углу посмотри, я тут линял недавно.

В углу Иван нашел старую драконью шкуру. Вместе с новым приятелем он вышел из пещеры на солнце. Змей прищурился и отошел в тень. Приторочив дундук к седлу, Иван махнул рукой. Дракон замахал крыльями. Через несколько минут его скрыли деревья.

Вернувшись к себе в пещеру, дракон до конца дня чистил её, возвращая привычный уют своему жилищу. На поляне, перед пещерой он насыпал кучу камней, на верхушку которой водрузил наименее разбитый дундук. Вечером, выйдя полюбоваться солнечным закатом, он улыбаясь, рассматривал сооруженный памятник, вспоминая прожитый день и хорошего человека — Ивана — княжьего сына.»

Когда эта байка кончилась Сераслан начал другую. Это была совершенно уж фантастическая история о купце Канунникове, одержимого сразу двумя бесами. Первый из них от восхода до заката подталкивал купца наживать добро и барыши, а второй, по ночам, побуждал его транжирить деньги и раздавать нажитое. Обеспокоенные нездоровьем купца родственники к Сераслану и тот взялся изгнать, по крайней мере одного беса. В том, как он этого добился, и состояла суть рассказа.

Сераслан оказался отличным рассказчиком. Он не только рассказывал, по и показывал, как все происходило — в деле участвовали и лицо и руки и пальцы волхва. Бросив вожжи — благо дорога это позволяла — он строил из пальцем то кладбищенский забор, то чердак в доме Канунникова, где, как оказалось тоже обитала нечистая сила, то их переплетение рождало сказочно красивый цветок опекун-травы. Когда руки Сераслана залетали стремительно, как стрижи перед дождем и стало ясно, что дело приближается к развязке, изнутри повозки раздался леденящий душу вопль.

На мгновение все вокруг застыло, словно парализованное ужасом, но только на мгновение. Уже в следующее мгновение лошади рванулись вперед с такой силой, что богатыри приотстали. Бросивший в пылу рассказа вожжи волхв остановить повозку, увы, не мог и подхлестываемая непрерывным криком боярина как бичом, она неслась не разбирая дороги.

Они сумели нагнать волхва только через поприще.

Взмыленные лошади тяжело поводили боками, а рядом с ними со слегка смущенным видом стоял Кочетыга. Понимая, что дело в нем Гаврила спросил.

— Ну? Чего орал-то?

— Заснул…

— Ну и?… — спросил Избор.

— Проснулся.

— Ну и что? Я каждый день просыпаюсь, — нетерпеливо сообщил сотник.

— А там чудище.

Избор посмотрел на посмеивающегося Сераслана, надеясь получить объяснения.

— Я там собрал кое-чего… — сказал волхв. — Ну там кости, лапу челюсть… А он со сна, видно, хватанулся за это. А когда хватанулся, то видно что-то почудилось…

Лес кончился, и ручей дороги влился в раскинувшееся перед ними озеро степи.

Окоем развернулся, дорога стала шире, и кони пошли веселее. Всадники теперь не только чувствовали запах жилья, но и видели крыши, под которыми должны были скоротать ночь.