Талибан. Ислам, нефть и новая Большая игра в Центральной Азии - [25]

Благодаря титулу Омар приобрел законное подтверждение своей власти, в котором он крайне нуждался, и такой авторитет среди пуштунов, с которым не мог соперничать ни один лидер моджахедов. Это позволяло ему дистанцироваться от повседневной политической жизни, давало ему дополнительные причины не встречаться с иностранными дипломатами и позволило стать менее гибким как в том, что касалось расширения руководства Талибана, так и в переговорах с оппозицией. Теперь Омар всегда мог сослаться на свой титул и отказаться встречаться с лидерами оппозиции на равных.

Но съезд духовенства сознательно не принял никаких решений по намного более чувствительным вопросам о том, как Талибан собирается управлять Афганистаном и каков их план социального и экономического развития страны. Такие вопросы постоянно оставались без ответа даже после взятия Кабула. «Мы еще не обнародовали нашей структуры, поскольку не обладаем достаточной силой, чтобы решить, кто будет президентом или премьер-министром, — сказал мулла Вакиль, помощник Омара. — Шариат не допускает политики или политических партий. Поэтому мы не платим жалованья нашим чиновникам и солдатам, мы их лишь кормим, одеваем, обуваем и вооружаем. Мы хотим жить так, как жил Пророк 1400 лет назад, и джихад — это наше право. Мы хотим воссоздать времена Пророка, и мы всего лишь проводим в жизнь то, чего афганский народ желал в течение последних 14-ти лет».[41] Другой руководитель талибов высказался еще более афористично: «Мы можем возлюбить наших врагов лишь после того, как мы их побьем».

Всего лишь за день до этого эмиссары талибов в Исламабаде сказали Местири, что готовы на переговоры с президентом Раббани.[42] «Если Талибан готов к переговорам и президент Раббани готов к переговорам, это нечто реальное», — с надеждой сказал Местири. Но в итоге съезд духовенства нанес Местири и миротворческим усилиям ООН такой удар, от которого им уже не удалось оправиться. В мае Местири подаст в отставку.

Съезд духовенства был ускорен также растущими политическими успехами кабульского режима в привлечении других вождей оппозиции и укреплением международного престижа президента Раббани. Военные успехи Кабула в борьбе с Хекматьяром, хазарейцами и отражение нападения талибов привели режим к мысли воспользоваться ситуацией и расширить свою политическую базу. Президент Раббани начал переговоры с другими полевыми командирами, выставив в качестве морковки готовность создать новое правительство с их участием. В январе и феврале 1996 года посланец Раббани доктор Абдур Рахман встретился по отдельности с Гольбуддином Хекматьяром в Суробае, генералом Рашидом Дустомом в Мазари-Шарифе и с руководством Хизб-и-Вахдат в Бамиане. В феврале все оппозиционные партии, кроме Талибана, согласились создать комитет из десяти членов для переговоров с Кабулом об условиях мира, хотя Талибан продолжал требовать капитуляции режима. Через несколько недель центральный комитет Хизб-и-Ислами дал Хекматьяру право вести переговоры с Раббани о разделе власти.

Пакистан был встревожен успехами Раббани и попытался склонить тех же самых полевых командиров объединиться с Талибаном в антикабульский альянс. Пакистанская разведка пригласила Хекматьяра, Дустома, пуштунских лидеров джелалабадской Шуры и некоторых руководителей Хизб-и-Вахдат в Исламабад, чтобы убедить их объединиться с Талибаном. Они встретились с президентом Фаруком Легари и командующим армией генералом Джихангиром Караматом, переговоры шли в течение недели с 7 по 13 февраля. Пакистан предложил политический союз, а неофициально — совместную атаку на Кабул, где Талибан нападал бы с юга, Хекматьяр — с востока, а Дустом — с севера.[43] Чтобы соблазнить Талибан, Бабар предложил потратить 3 миллиона долларов на ремонт дороги от Чамана до Торгунди на границе с Туркменией. Но Талибан отказался появиться на встрече, еще раз продемонстрировав пренебрежение своими пакистанскими наставниками, несмотря на призывы министра внутренних дел Назируллы Бабара, главы ДУИ Фазлура Рахмана и ISI. Талибы не хотели иметь ничего общего с прочими полевыми командирами, которых они называли неверными и коммунистами.

Неудача Исламабада в создании единого фронта против Кабула еще более ободрила Раббани. В начале марта во главе делегации из 60 человек он отправился в турне по Ирану, Туркменистану, Узбекистану и Таджикистану, чтобы агитировать за международную поддержку и увеличение военной помощи. Иран, Россия и Индия, поддерживающие кабульский режим, сочли, что конфликт вошел в решающую фазу. Еще одна битва за Кабул может усилить нестабильность и влияние исламского фундаментализма в Средней Азии. Иран был взбешен тем, что Герат оказался в руках пуштунов, настроенных сугубо антишиитски и поддерживаемых его врагами, Пакистаном и Саудовской Аравией. Россия опасалась за безопасность республик Средней Азии и считала кабульский режим более умеренным и покладистым. Москва также хотела прекратить четырехлетнюю гражданскую войну в Таджикистане между неокоммумистическим правительством и исламскими мятежниками, подпитываемую из Афганистана. Индия поддерживала Кабул просто потому, что Пакистан был за талибов.