Таланты и покойники - [12]

Лицо девушки опухло, глаза покраснели и ввалились. «Умер кто-то из родителей», — с ужасом подумала Вика. Она знала, что Ташины родители работают по контракту за границей и вернуться должны не скоро.

— Что случилось, Ташенька? Расскажи мне, тебе станет легче!

Таша судорожно показала рукой в угол комнаты и зарыдала. Там лежала какая-то тряпка, рядом стояло блюдце. Ну и что? Постепенно из бессвязных слов Виктория Павловна восстановила картину случившегося. А произошло следующее.

Часов в двенадцать к племяннице явился Преображенский. Он был возбужден, как обычно перед спектаклем, носился по квартире, тискал котенка. Котенок этот жил у Таши всего неделю, но она успела очень его полюбить. Такой серенький, пушистый, ужасно доверчивый и ласковый. Даже коготки никогда не показывает, представляете? Прыгает вокруг и ждет от жизни только хорошего и всех любит!

— И что дядя? — вернула Ташу к теме Виктория Павловна.

Евгений Борисович привычно дразнил племянницу бездарью, но она не обижалась. Она знала, что в дни премьер он не в себе.

— Повезло тебе, бездарь! — разводил руками он. — Мариночка наша словно лично для тебя роль писала. Будет у тебя успех, а там, глядишь, и в сериал какой сняться позовут. Вичка-то наприглашала зрителями этих халтурщиков, которые фильмы пекут как блины, по сто штук на одной сковородке. Для них такая бездарь, как ты, — самое то, просто находка.

— А я не соглашусь, — засмеялась Таша. — Мне халтура ни к чему.

— И дура будешь, если не согласишься. За эту халтуру неплохо платят.

— А мне хватает.

Он хмыкнул:

— Пока я содержу, так хватает. Но я ведь все-таки не Дед Мороз!

Таша почувствовала себя задетой.

— При чем здесь ты? Мне присылают родители.

— Ну да, присылают и через меня передают! — расхохотался дядя. — А ты, дура, поверила? Думаешь, за границей — золотые горы? Умный человек, он и здесь разбогатеет, а неудачник — тот и в Африке неудачник. Вот это — про твоего папашу. Говорил я Светке, куда тебе этот недоделанный, но бабе разве объяснишь? Вот теперь бедствуют в эмигрантском квартале, еле на квартиру зарабатывают, а все бьются, кретины, надеются зацепиться да получить гражданство. Больно они там нужны! Я их сразу предупредил: «Вам ни копейки не дам, а девчонку, так и быть, содержать буду, пока в возраст не войдет». Но я-то не вечный, ты на это не рассчитывай.

Сердце Таши бешено заколотилось, в горле пересохло, и она холодно сказала — нет, попыталась холодно сказать, а вместо этого хрипло выдавила:

— Я переведусь на вечерний и пойду работать.

Евгений Борисович, покачав головой, притянул девушку к себе.

— Бедная моя дурочка, — нежно произнес он. — Ну нельзя же всему верить. Уж и пошутить с нею нельзя! Как же ты, такая доверчивая, жить-то будешь?

— Пошутить? — повторила та.

— Ну конечно! Ты что, первый день меня знаешь? Обыкновенная шутка. Все у твоих родителей хорошо, и в помощи моей они не нуждаются. Впору, чтобы они мне помогали.

— Это точно? Ты точно тогда шутил, а не теперь?

— Честное пионерское! Ох, Таша-Таша, — дядя вздохнул. — Когда же ты повзрослеешь? В двадцать лет вроде уже пора. Честное слово, смотрю я на тебя и думаю: неужели до сих пор в старых девках ходишь? По нынешним временам уже в двенадцать без презерватива на улицу не показываются, одна ты у нас со странностями. Или, наконец, кого-нибудь завела?

— Не твое дело! — покраснев, ответила Таша.

— А почему не мое? У меня для тебя жених имеется. А то не знаешь? И, главное, любит тебя очень. Ведь для тебя же внешность наверняка не главное, так? — съехидничал Евгений Борисович. — Тебе важны чу-у-уйства!

Таша снова разозлилась.

— Если ты о своем Сергее Андреевиче, то я и слышать о нем не хочу! И не только потому, что он старый и толстый, а вообще — отвратительный, скользкий, беспринципный тип.

— Да, — охотно подтвердил Преображенский. — Зато богатый. Куда богаче меня. Вот станет моим племянничком — и подкинет мне бабок на развитие бизнеса. Впрочем, и бабок не надо. За ним такие силы — ему стоит слово сказать, и мне снова разрешат вернуть ларьки на прежнее место, к метро, а не куковать, как остальным, на отшибе. У метро знаешь какая торговля? Не зря теперь туда абы кого не пускают. Учти, таких денег, как он, тебе никто больше не предложит.

— Не нужны мне ваши деньги!

— Ну конечно, тебе же чу-у-уйства нужны. Так ты заруби себе на носу, дорогуля. Это пока ты свеженькая да молоденькая, так кое-кому требуешься, и на заскоки твои не очень обращают внимание. Нас, мужиков в возрасте, часто на свежатинку тянет. А станешь старше, никто тебя замуж-то больше не позовет — останешься одна со своими заскоками. Я, между прочим, серьезно говорю! И о Сергее Андреевиче — тоже серьезно. Он мне все уши про тебя прожужжал. Никто не требует, чтобы ты сразу ложилась в постель, но в ресторан с ним пару раз сходить — трудно, что ли? От тебя не убудет.

— Убудет, — хмуро парировала Таша. — Я не стану подавать ему надежд, которые не собираюсь оправдывать.

— О боже, какой детский сад! Да все ваши женские завлекалки состоят из надежд, которые вы не собираетесь оправдывать! Ума-то когда-нибудь собираешься набираться или так до старости и будешь в котят играть?