Талант (Жизнь Бережкова) - [185]

— Сравниваю я вот двух конструкторов — Бережкова и Петра Никитина. До чего же разные!.. Один — вспышка, пламень, озарение, другой — методика, ровное напряжение, умение все предусмотреть. До чего разные таланты! И ведь оба большевики в технике. И не скажешь даже, который лучше.

Слушая, я предвкушал, как изложу все это своей Валентине. Талант… Большевик в технике… Физиономия, очевидно, выдала меня. Возможно, я даже порозовел от удовольствия. Во всяком случае, Серго тут же позаботился о том, чтобы я не слишком занесся.

— А ведь Петр Никитин лучше работает с людьми, товарищ Бережков, Лукин-то оказался у него превосходным работником.

— Лукин? — только и нашелся молвить я.

В памяти всплыл добродушный, рыхловатый блондин, старший конструктор АДВИ, с которым я не поладил с первых же дней работы у Шелеста. Этот тугодум раздражал меня своей, как мне казалось, вечной вялостью, медлительностью. Став главным конструктором, я порой, не выдержав, отбирал у него чертежи, чертил сам. И вот… У Петра Никитина, в его группе, он оказался хорошим работником, даже отличным, раз уж нарком так отзывается о нем. Придется и об этом рассказать Вале.

Меж тем Орджоникидзе повернулся к Новицкому.

— Как видите, усиливать группу Бережкова не придется.

— Считаю все же необходимым, товарищ нарком, принять личное участие в работе здесь, на месте.

— Если вы так рветесь потрудиться для мотора Бережкова, то для вас, возможно, найдется другое серьезное задание.

Орджоникидзе, к моему торжеству, заговорил о заводе, который, вероятно, придется строить для выпуска «Д-31». Он спросил Новицкого:

— Хотели бы вы строить этот завод?

— Почел бы долгом и честью для себя.

— Хорошо. Буду это помнить. Память у меня хорошая.

Затем совещание продолжалось. Серго обсудил с нами и решил еще несколько организационных и технических вопросов. Около полуночи ему позвонили из Москвы. Открытое, крупных очертаний лицо Орджоникидзе человека, которому было уже под пятьдесят — живо, по-молодому передавало движение души.

— Значит, буду уже в пути, когда задуют? Шлите мне молнию по линии. Что? Не страшно, если разбудят…

Он рассмеялся в ответ на какую-то неслышную нам реплику и проговорил:

— Мечтаю, чтобы разбудили… Шутка ли, первая домна в Кузнецке!

Положив трубку, он сказал:

— Помните, какие были толки за границей по поводу Магнитки и Кузнецка? Предсказывали, что сядем в лужу… Оказывается-то, не мы садимся в лужу.

Затем он вернулся к обсуждению наших дел.

41

…После совещания Орджоникидзе вышел вместе с нами из вагона, надев шинель внакидку.

Сияла полная луна. Путевые будки, вагоны на запасных путях, столбики около скрещений отбрасывали четкие тени. Фонари у здания станции освещали перрон. Там было людно, вскоре ожидался поезд на Москву.

Где же Валя? Пересекая запасные пути, поглядывая по сторонам, я направился к станции. Бригада железнодорожников, расхаживающих с фонарями, готовила к отправлению длинный товарный состав. Я приостановился. Возле одного из вагонов можно было различить женскую фигурку в знакомой мне светлой косынке. Любопытно, что там делает моя Валентина?

Нагнувшись, она с таким вниманием наблюдала за работой смазчика, что не заметила, как я приблизился.

— Добрый вечер, дорогая жена, — не выдержал наконец я.

Валя выпрямилась, подозвала меня.

— Погляди, как работает. Глаз не оторвешь.

Смазчик меж тем перешел к другой оси. Фонарь висел у него на груди, руки были свободны. Быстро откинув крышку подшипника, он одним движением невидимого в полутьме крючка извлек черную, напитанную маслом паклю, прикрывавшую шейку оси, поднес к блеснувшему металлу масленку, снабженную, очевидно, каким-то особенным приспособлением, и почти мгновенно налил требуемую порцию масла, даже не капнув на утоптанную гальку. Он не обращал на нас внимания, не взглянул и на Серго, который подошел сюда же в накинутой на плечи шинели, подставляя обнаженную голову свежему ночному ветерку.

— Расчетливо действует, обдуманно, точно, — сказал Орджоникидзе.

— Я давно уже смотрю, товарищ Серго, — откликнулась Валя.

Смазчик обернулся. Мы увидели обросшее курчавой бородкой привлекательное круглое лицо. Худощавый, небольшого роста, он нас живо оглядел. Свет его фонаря задержался на фигуре Орджоникидзе.

— Разрешите продолжать, товарищ народный комиссар?

— Работаете вы, товарищ, замечательно. Приятно смотреть, — сказал Серго.

— Раньше мне не позволяли так работать. Мол, нарушаешь правила. А теперь доверили…

— Нарушаешь правила? — с интересом переспросил Серго. — Какие же это правила?

— Вы извините, товарищ Орджоникидзе, я сейчас разговаривать не могу. Я должен заканчивать.

— Заканчивайте, заканчивайте…

Смазчик пошел дальше, к следующей оси, а за ним, любуясь им, его сноровкой, следовал Орджоникидзе. Вот он снова обратился к смазчику:

— Скажите, вы не проехались бы со мной немного? Поговорили бы… Встречным вернетесь.

— А отпустят? — спросил смазчик.

— Попробуем нарушить правила, — улыбнулся Орджоникидзе. — Может быть, окажут нам доверие, разрешат.

Серго заметил на перроне дежурного в красной фуражке и направился к нему. Мы с Валей пошли вслед. Дежурный вытянулся перед наркомом.