Талант и поклонники, или История Марианны Коварской, родившейся под знаком Козерога - [15]

— В субботу приходите — после службы. Тогда будут принимать.

— Но у меня с собой. Тут немного. Я могу прямо в сумке оставить — вот.

— Девушка, куда я их дену сейчас? Тут же не склад, тут храм. Вы все идете, как будто это помойка. Приходите в субботу, приносите — у вас возьмут. Что там у вас?

— Вещи мужские. Обувь, белье, брюки домашние.

— Сильно ношенные? Вы же понимаете — люди разные, кому-то лучше, кому-то хуже, но чужое-то, совсем изношенное, рваное, не хотят уже. А белье мы вообще не берем — негигиенично.

— Нет, не рваное. А что же белье… Выбросить?

— Выбрасывайте. Все равно никто не возьмет. Положите у мусорных баков где-нибудь — может, бомжам пригодится. И обувь лучше туда же, если не новая. А брюки приносите, брюки возьмем. Только в субботу.

Откуда-то из внутренних помещений вышел священник, уже одетый — в куртке, в шапке, но в рясе.

— Вера Георгиевна, что тут у вас?

— Я хотела сейчас отдать, тут немного, но мне сказали, что белье нельзя, и обувь старую тоже нельзя — но это все целое, чистое, не рваное.

Не знаю, почему я вдруг пошла на приступ, зачем мне понадобилось добиваться, чтобы обязательно взяли. На помойку так на помойку. Все на помойку. Все эти остатки чужой жизни никому не нужны. Даже здесь не нужны.

— Белье мы не берем. Тут я ничего не могу сделать, и вообще я этим не занимаюсь.

— Хорошо.

Я развернулась и пошла. Два шага сделать не успела, он меня окликнул совершенно светским образом: «Девушка!»

— Вы чьи вещи отдать хотите?

— Свои. Это мои вещи.

— Мужские?

— Это вещи моего мужа.

— А почему отдаете?

— А что, нельзя?

— Можно, конечно.

Повисла пауза. Женщина в платке куда-то испарилась — деликатно перешла в другое помещение. Так что мы тут одни — стоим в проходе, и свет падает из узкого окна, и тоже все как в кино. Я разговариваю со священником… Смешно.

— Некоторые люди в церковь хотят прийти, но не знают как. И приносят вещи сперва — это проще. Приходите в субботу на службу, потом можно будет отдать вещи, приносите. Можете прийти на исповедь.

— Спасибо, мне не нужно.

— У вас кто-то болен? Кто-нибудь умер?

А вот эти разговоры никак не входили в мои планы.

— Никто не болен, никто не умер.

Пауза, в которой я мну перчатки и думаю: «Ну что он меня экзаменует?»

— Я разошлась с мужем и часть его вещей хотела отдать кому-нибудь, кому они могут понадобиться. Вещей немного, так что в субботу нет смысла специально приезжать. Можно сейчас оставить?

— Вы венчались?

— Нет.

— Сколько вместе прожили?

— Пять лет.

— А почему разошлись?

Молчу и стою — поворачиваться спиной уже невежливо, вещи у меня не возьмут, слов я не подберу, а на субботнюю службу не хочу.

— Он мне изменял.

— Это очень плохо, но это иногда случается. Между супругами бывает разное — ссоры, непонимание. Иногда мужчина ищет утешения у других женщин. Бывает, что брак еще можно спасти, если оба супруга готовы к этому. У вас есть дети?

Я молчу — и молчание мое истолковывается как знак согласия.

— В браке не все зависит от двоих. Ваш ребенок будет страдать в любом случае — даже если вам удастся сохранить хорошие отношения с его отцом, даже если вы думаете, что найдете еще хорошего мужа — отца заменить невозможно. И есть проблемы, которые можно решить без разрыва, ради ребенка.

— У нас нет детей.

— Вы крещеная?

— Нет, насколько я знаю.

— В Бога веруете?

— Нет. Я просто хотела отдать вещи. Я думала, здесь это проще.

— Измена — большое несчастье, но это не конец жизни. И не конец супружеской жизни. Вы сейчас остались одна — вряд ли это хорошо. Вы пробовали помириться? Говорили с ним?

Рассказать ему про сцену в прихожей, что ли? Но сцена в прихожей вообще-то ни на какой язык не переводится. Изнасилование в браке? Есть вообще такое понятие?

— Он вас бил?

Догадался. Или он всем задает этот вопрос? На лице же у меня никаких следов не осталось.

— Вы всем задаете этот вопрос?

— Мы можем не говорить об этом, если вы не хотите. Здесь храм — каждый приходит за тем, что ему нужно.

— Мне нужно было вещи отдать. Он ударил меня только один раз. Когда все выяснилось. В прихожей.

— Вы были с другим мужчиной?

— Да нет же. Я не была с другим мужчиной. Я вообще никогда не была с другим мужчиной, только с ним. Это у него были женщины. Много. Когда я узнала об этом сказала ему — он хотел, чтобы, ну, в общем, он не хотел, чтобы что-то менялось, он считал, что ничего не произошло, и раз я его жена, я… А потом я попыталась убежать и он меня ударил. Один раз. Больше ничего не было, мы разъехались по обоюдному желанию. И я не на допросе и не обязана все это вам рассказывать.

— Вы рассказываете, потому что хотите.

— Спасибо, что выслушали. А теперь я пойду, хорошо?

Сумки я оставила тут же, на улице, у помойки. К ним немедленно подошли два бомжа. А ко мне подошла пара, мужчина и женщина средних лет — мужчина молчал и улыбался, женщина заговорила с сильным акцентом, стала предлагать какую-то брошюру, приглашать на собрание и… В общем, что-то о целомудрии, чистоте и жизни в браке. Я извинилась и кинулась в метро — спасаться. Не выйдет из меня заблудшей души.

— Ты сама виновата. Тебе жизнь все принесла на блюдечке с голубой каемочкой. И ты думаешь, что так и должно быть, что так всегда будет. А блюдечко надо уметь держать. И мужа надо уметь держать. Надо было уметь, теперь уж поздно.