Талант и поклонники, или История Марианны Коварской, родившейся под знаком Козерога - [14]

Домой добралась к восьми. Бежала уже почти — вдруг он приехал рано, решил, что я специально ушла, чтобы его не дожидаться. Впрочем, это, может быть, как раз было правильно. Это было бы правильно, но это мне в голову заранее не пришло, а теперь уже поздно переигрывать. Прибежала, Сережи, к счастью, еще не было, и поняла, что если я сейчас не поем — умру, со вчерашнего утра ничего не было, кроме водки. Поставила чайник, колбасу нарезала, сыр, чтоб ничего не готовить, чаю быстро выпила и пошла собирать последнее — документы.

Сложила в большой конверт все, что было в верхнем ящике, свои только оставила. Не удержалась — все посмотрела. Вот это и есть мой муж. Вот его послужной список, его продвижение по служебной лестнице, учеба, работы, фотографии. Одну, маленькую, три на четыре, от тех времен, когда мы с ним только познакомились, — оставила себе, на память. Потом из прихожей принесла свою сумочку, достала оттуда банковскую карточку — и положила сверху.

Он пришел как всегда, в десять, как будто ничего не случилось. Дверь только открыл своим ключом, не звонил. Наверное, тоже думал, что меня нет. Наверное, так и следовало сделать. Ведь не думает же он, что я собираюсь мириться или торговаться.

— Здравствуй.

— Здравствуй.

— Все собрала?

— Все.

Прошел в спальню, посмотрел на чемоданы, открыл сумки одну за другой, с презрением оттолкнул ту, в которой было белье: «Это не нужно». Потом в гостиную, к столу, к ящикам — документов там уже не было, я отдала ему заготовленный конверт. Проглядел бегло, заметил карточку.

— Благородная. Как всегда. Ну что ж…

Вынул из кармана ключи, протянул мне — как компенсация, что ли? Ты мне деньги, я тебе квартиру. Или в знак того, что беспокоить больше не будет? Все правильно.

— Кассеты верни.

Собственно, мог бы не спрашивать, пакет на столе лежал. Полез проверять — и, кажется, хотел даже вставить в кассетник и посмотреть, то ли там, что было раньше — но не стал. Просмотрел только внимательно обложки.

— Небось Николсона решила смотреть?

— Николсона.

— Ясно…

Кассеты он убрал в портфель, чемоданы вынес в прихожую.

— Сумки возьми, я все не унесу. Внизу машина ждет. Да не бойся, что ты так смотришь, не трону я тебя.

Я стала надевать сапоги. Все как тогда.

— Пальто возьми, там холодно. Не бойся, не бойся, сказал. Силой не повезу. Очень надо.

В лифте уже спросил:

— Что так смотришь?

Сказать ему, что я его любила, и, может быть, и сейчас еще люблю, я не смогла. Вместо этого сказала совсем другое.

— Почему ты меня ударил? Как ты мог.

— Ты была моим самым большим проектом. Самым большим вложением капитала, если угодно. Я думал, что могу рассчитывать на тебя. Ты меня предала. Впрочем, все равно детей нет, так что и говорить не о чем. Были бы дети, я бы тебя так просто не отпустил. И хватит об этом.

Я его предала. Вот оно, значит, как.

МАМА

— Ты сама виновата.

Она сказала именно это. Слово в слово. Как я и ожидала.

Я рассказала все маме на следующий же день. Потому что больше действительно было некому, а от нее все равно не скроешь. Приехала вечером, она сама только что с работы пришла, помогла ей приготовить ужин, вымыла посуду — ну а потом уж все рассказала.

Перед этим сделала два дела — пересчитала деньги и отвезла оставшиеся Сережины вещи. Денег было мало — собственно, это были те деньги, которые обычно оставались у меня «на повседневные расходы», карманные. С учетом того, что я привыкла уже много где расплачиваться карточкой — совсем мало.

Жить на эти деньги было нельзя. Хорошо хоть за квартиру заплачено за месяц вперед. Бассейн — до конца месяца (нужен ли мне бассейн?). К врачу идти только на следующей неделе (это тоже деньги, и не маленькие — но нужно ли мне теперь лечиться от бесплодия?). В холодильнике кое-что осталось — но на этом долго не протянешь. По совокупности, в режиме строгой экономии, можно дотянуть до зарплаты. Если она будет. Значит, надо искать работу. Немедленно.

Сумку с вещами, которые он брать не стал, и еще что-то, по мелочи, к нему имеющее отношение и мне не нужное — и даже категорически не нужное, неуместное сейчас, он ведь забрал все, что хотел, он сюда больше не вернется, так зачем мне каждый день видеть его старые ботинки, его тапочки, его кепку — я решила отдать куда-нибудь в церковь. Благотворительные фонды искать еще надо, да и нечего отдавать-то, так, ерунда — а в любой церкви, как мне казалось, возьмут. Так что я взяла сумки и поехала — в центр, туда, где, знала, есть церковь недалеко от метро — обычная какая-то церковь. По дороге купила два журнала — «Работа для вас» и «Работа и зарплата». Разбираться буду дома — тем более что непонятно, что искать. Редактором?

В церкви было полутемно, как и полагается, как во всех фильмах, во всех романах, когда заблудшая душа решает зайти в церковь. Справа — церковная лавка, свечи, книги, иконки маленькие, как календарики — святая Екатерина, святая Елизавета, святая Анна — Марианны нет. И продавца нет, и вообще никого нет — хорошо хоть открыто. На какой-то звук пошла, налево, в придел — там женщина в платке мела пол.

— Я бы хотела вещи…

— Чего?

— Вещи отдать. Вот тут у меня вещи, мужские. Я бы хотела отдать, может быть, кому-то нужно…