Такой я видел Индию - [49]

Так что сейчас махары есть — каждый маратх в этом убежден, и в то же время их нет, так как махары называют себя буддистами.

Что изменилось? А ничего. Презрение, которое вызывало раньше в Махараштре слово «махар», вызывает теперь слово «буддист».

С именем Амбедкара связано начало организованной борьбы неприкасаемых за свои права. Создана федерация неприкасаемых каст, планирующая разнообразные меры для подъема их экономического положения и обеспечения им равных социальных прав. Однако следует сказать, что борьба низших каст слишком часто базируется на той же кастовой идеологии. Они отвергают авторитет высших каст, освобождаются от многовекового идеологического рабства не во имя вообще уничтожения подобной системы, а в целях повышения статуса своей касты за счет других каст. Такого рода движения в действительности лишь усиливают «кастеизм», т.е. дают новую пищу кастовым чувствам, усиливают разобщенность общества.

Когда-то, в XIX в., в период усиленного проникновения в Индию европейских идей и ломки традиционного образа жизни, казалось, что каста доживает последние дни. Разве можно сохранить кастовую чистоту, когда путешествуешь в переполненном вагоне поезда, пьешь чай в станционном буфете, где и чашки-то не мылись как надо, работаешь под общей фабричной крышей? Открывались школы, а потом и университеты, куда принимали людей вне зависимости от касты. Равные возможности, предполагалось, быстро похоронят кастовые предрассудки.

Однако действительность оказалась иной. «Равными возможностями» почему-то воспользовались главным образом брахманы и представители ограниченного числа прочих высоких каст. Что касается железных дорог, то они были просто исключены из сферы действия кастовых запретов. Переполненные вагоны третьего класса вроде как бы перестали существовать. Сначала брахманы, вернувшись домой из поездки, выполняли несложный очистительный ритуал, затем и он был оставлен. Осквернение, полученное по вине этих «ангрезов» в придуманных ими вагонах, просто «не считалось».

Позже такие же исключения распространились на автобусы, самолеты, кинотеатры и даже кафе и рестораны. Они пришли из другой жизни и остались в этой другой жизни.

Если не считать садху, не покидающих своих обителей, и совсем забитых батраков, тоже не видевших ничего, кроме родной деревни, все остальные живут как бы сразу в двух мирах — внешнем, гражданском, политическом и внутреннем, семейно-кастовом.

Во внешнем мире действуют личности, там существуют дружба, вражда, симпатии, антипатии, свобода выбора: можно пойти в кино или кафе, поступить работать в ту или иную контору, на тот или иной завод, голосовать за ту или другую партию.

Во внутреннем мире все предопределено. Поступки диктуются непреложным обычаем, время еды и меню, отношения с окружающими, женитьба и одежда установлены или будут установлены теми, кому ведать надлежит: родителями, старейшинами касты. Здесь господствуют отношения групповые, клановые.

Эти два мира, конечно, сольются. Цельность жизни восстановится. Но когда? И — не менее важно — как? Никто не возьмет на себя смелость утверждать, что слияние произойдет в результате вытеснения кастовых предрассудков. Семья — бастион кастовой системы — пока не поколеблена серьезно. Многие демократически мыслящие и политически активные люди, придя к себе домой, не только меняют брюки на дхоти, но и превращаются в богобоязненных индусов, чистых вегетарианцев, богом поставленных глав семьи. Есть, разумеется, и такие, кто полностью отвергает традиционный мир, однако их число относительно ничтожно.

Гражданский мир испытывает сильное и непрестанное воздействие мира семьи и касты, влияющего и на «свободу выбора», о которой шла речь, — выбора друзей, работы, политических симпатий.

Роль касты в политической борьбе не исследована: индийцы не чувствуют склонности к ее изучению, а иностранным социологам провести подобное исследование крайне трудно. Как уже говорилось, сведения о кастовом составе населения теперь не собирают и не публикуют. Не сообщается, конечно, и каста кандидатов в депутаты.

Нет сомнения, соперничество каст не исчерпывает содержания политической борьбы. Число сознательных избирателей, все более ясно разбирающихся в том, кто на самом деле защищает их интересы, растет. Свидетельство тому — большие успехи левых партий на выборах последних лет.

Но отдельные научные работы и намеки в прессе все же позволяют сделать вывод, что кастовая принадлежность кандидата — один из главных показателей, принимаемых во внимание руководителями политических партий при его выдвижении. Нередки случаи, когда благодаря кастовой солидарности кандидат проходит в парламент вне зависимости от того, каковы его политические убеждения — правый он или левый, стоит он за ограничение монополий или за интересы помещиков.

Кандидат же, избранный голосами членов своей касты, естественно, будет благоволить к ним.

Консервативная роль кастеизма в современной жизни определяется не тем, что в деревнях до сих пор не здороваются с неприкасаемыми или не пускают их в храмы. Внешние признаки в конце концов исчезнут, хотя это тоже потребует долгой борьбы.