Такой я видел Индию - [26]

Мадрас не имеет удобной естественной гавани. Берег Бенгальского залива понижается постепенно и ровно. В 1639 г. англичане взяли в аренду кусочек суши у местного раджи и построили на нем форт Сент-Джордж, но суда тех времен не могли приставать к берегу. Их приходилось разгружать и нагружать в открытом море с помощью вертких туземных фелюг и плотов. На сохранившихся картинах и рисунках изображены эти примитивные средства транспорта, преодолевающие полосу прибоя, а на валу форта — затянутые в мундиры англичане, с нетерпением ожидающие грузов и писем.

Слава ведущего морского порта так и не пришла к Мадрасу, хотя тоннаж судов рос, пребывание в открытом море стало более безопасным, совершенствовались средства перевозок, связывающие корабли с берегом, были выстроены доки и ремонтные мастерские и даже небольшой искусственный порт, оснащенный современной техникой, в том числе венгерскими портальными кранами.

В декабре 1967 г. разразилась буря, и греческий пароход выбросило на пляж. Снять его не удалось, и он был продан местным дельцам на слом. Однако бизнесмены решили выколотить из судна денег больше, чем оно стоило. Они организовали осмотр его, установив входную плату в 1 рупию — цена приличного вегетарианского обеда. Расчет был верен: желающих оказалось немало. Каждый вечер по желтому песку движется к черному пароходу белая очередь. Компания зарабатывает несколько тысяч рупий в день, а ласковое море не торопится расправиться со своей жертвой.

Пристанями Индии сделались Бомбей с его естественной гаванью, Калькутта с полноводной Хугли, а на восточном побережье — Масулипатам, а потом Висакхапатнам.

Но корабли продолжают приплывать в Мадрас — он очень важен и без порта. Это политическая и экономическая столица Южной Индии, во многом специфического района. Свои товары для экспорта, свои потребности в импорте, своя культура.

Столь неудобная для гавани пологость берега придает Мадрасу исключительное пейзажное своеобразие. Чистое ультрамариновое море, по которому нескончаемой чередой бегут белейшие барашки, — уже само по себе изумительное зрелище. Безобидные барашки, превращаясь в могучие зеленые волны, накатываются на светло-желтый блестящий песок.

Пляж шириной в несколько сот метров тянется вдоль всего города и выходит за его пределы. Говорят, по размерам и красоте он уступает только знаменитому пляжу Копакабана в Рио-де-Жанейро.

Он резко отчеркнут дугой современной асфальтовой магистрали Марина-драйв, которая днем гораздо живописнее бомбейской набережной, но несколько теряет в яркости ночью из-за отсутствия световой рекламы.

Набережная Мадраса начинается портом и фортом Сент-Джордж. Там сейчас музей. Его, как и многие другие музеи в Индии, можно назвать «Англичане в тропиках».

Далее Марина-драйв окаймлена зданиями разных времен. Английский период представлен «колониальным» стилем — неизбежный кирпич и башенки-купола. Но здесь купола не похожи на гайки. Они украшены затейливыми узорами, придающими им веселый, молодой и наивный вид. Современные здания (строгий геометризм форм, красные стены, расчлененные белыми солнцеотражателями) тоже хорошо смотрятся на фоне яркой природы.

Я полюбил этот город сразу. В первый мой приезд меня поселили в общежитии для аспирантов университета, на самой набережной.

Когда юркий маленький человечек, мистер Мохан, ввел меня в крошечную комнатку с окном без стекол, где всего мебели было железный стол, железный стул, кровать, покрытая свежевыкрашенным железным листом, и объявил, что здесь нет фена, так как он не нужен, я здорово приуныл.

Вентилятор в Индии, я уже хорошо знал это, — непременное условие хоть какого-то комфорта. Он позволяет чувствовать себя при сорокаградусной жаре так, будто сейчас только 35. А известно ли вам, как это много — 5 градусов?

Вот почему, услышав от Мохана, что обычно с моря дует «прекрасный бриз», я только вздохнул и решил претерпеть это и отсутствие душа ради любви к науке, ведь все равно делать было нечего.

Я счастливо ошибся. В апреле, когда во всей Индии стоит удушающая жара, я в своей железной комнатке без удобств, всего в 13° от экватора, кутался в одеяло и крепко закрывал дверь — иначе сквозняк становился просто опасным. Вечерами ветер не раз сдувал бумаги с моего стола. Он нежно обвевал меня по ночам, а утром я даже замерзал.

Будили меня не только знаменитый бриз, но и лучи солнца, встававшего из-за моря. Эти свежие и чистые лучи раскидывались широким веером, разрезанным на несколько, казалось, равных частей параллельными полосами голубого, синего, желтого и серо-черного — небом, морем, песком и асфальтом.

Вечером я выходил на балкон-коридор с другой стороны здания, чтобы увидеть закат — карминное небо с черными силуэтами пальм и храмов Майлапура.

Да, мне повезло. И потом, когда я жил в отелях, снабженных идеальной системой кондиционирования, я вспоминал свою железную комнатку на Марине, и изредка долетавшее до меня на душных центральных улицах дуновение морского ветра тотчас воскрешало всю картину — оранжевый восход, голубые, желтые, черные полосы и восхитительный освежающий бриз. Мне было на редкость тяжело работать в непроветриваемых залах мадрасского архива, мои поры непрерывно выделяли влагу, но на всю жизнь осталось впечатление о Мадрасе как о городе, где жара переносится легче, чем где бы то ни было в Индии.