Такой я видел Индию - [102]

Между тем капитализм может развиваться по-разному. В Индии в связи с этим сейчас идет серьезная политико-экономическая борьба. Тот путь, который отстаивают центристские и левые круги Конгресса — через развертывание государственного сектора, некоторое ограничение монополий, централизованное регулирование частного предпринимательства, — является более прогрессивным, чем тот, который предлагают партии «Джан сангх» и «Сватантра».

Самая многочисленная группа интеллигенции, большей частью беспартийная, идеологически довольно пестрая, но объединенная желанием видеть свою страну сильной державой, живущей в мире со всеми государствами, питает к СССР чувства симпатии.

Авторитет нашей страны небывало вырос после Ташкента, интересоваться всем советским стало модой. Слово «Ташкент» было весьма популярным. Им назвали несколько городов, например Бурхван в Уттар Прадеше, многие улицы, в том числе одну из главных улиц Аллахабада.

Однажды мы проезжали на машине по Палгхату — перевалу Западных Гхатов, связывающему Кералу с остальной Индией. И вдруг среди лавчонок, выстроившихся по обеим сторонам шоссе, мы увидели домик с надписью: «Кафе Ташкент». Сколько еще разного рода Ташкентов в Индии, никто сказать не может.

Еще недавно человек, знающий русский язык, был большой редкостью в Индии. Помню, в 1963 г. меня растрогала встреча в маленьком городке Мадурай. Директор местного колледжа, математик, увлекавшийся шахматами, изучал русский язык. Самостоятельно. Сначала он хотел научиться читать советскую шахматную литературу — благо там не так много текста. Потом открыл, что уже может читать русские книги по специальности — тоже обычно немногословные, и лишь затем решил изучать язык дальше, чтобы добраться и до художественной литературы.

В 1968 г. встречи подобного рода меня уже не умиляли, хотя и были приятны, они стали довольно обычными. В Калькутте основано «Общество Толстого» (несколько сот членов) — клуб знающих и изучающих русский язык. В Дели живет много бывших студентов Университета им. П. Лумумбы. Одного или двух человек, умеющих кое-как объясняться по-русски, легко теперь найти почти в любом индийском городе. Более того, индиец, говорящий по-русски, может оказаться случайным попутчиком в поезде, как это было, когда я ехал в Нагпур.

Изучение русского языка в Индии приобретает все более четкие организационные формы. Помимо Института русских исследований в Дели, где очень серьезно поставлено преподавание языка, литературы, истории нашей страны, постоянные, хотя и факультативные курсы русского языка введены во многих университетах: в Калькуттском, Уткальском, Ассамском, Пунском, Майсурском, Джайпурском — это те, в которых я сам был. В Мадурай, где когда-то я встретил математика-шахматиста, организованы недавно регулярные курсы русского языка. Обучают языку не только советские люди, но иногда уже и индийцы, проходившие практику в СССР.

Интерес к языку отражает стремление лучше понять наш народ и познакомиться с его культурой. В Индии я узнал многих людей, искренне дружески расположенных к нам, но, пожалуй, особенно теплые, воспоминания сохранились у меня от посещений семейства Брахме, живущего в Пуне. Он руководит небольшой фирмой, берущей заказы на озеленение участков при домах и на разведение садов. Она экономист, работающий в Институте экономики и политики. Интеллигентная семья бизнесмена. Но для них обоих характерно полное отсутствие снобизма, веселый и открытый нрав, естественность. Эти качества нечасты в их кругу.

Шанкар Брахме ездит обычно в третьем классе поезда. Ему больше нравится тамошняя публика. Если же ему случается ехать в первом классе, он любит заводить разговор с попутчиками о необходимости революции в Индии и доводить их до бешенства.

Нет, Брахме не коммунист, но он человек исключительно острого критического ума, хорошо видящий отрицательные стороны современного социального строя Индии.

Обычно русские, попадающие в Пуну, делаются гостями супругов Брахме. Надо сказать, что многие индийские семьи приглашают русских в гости, но мотивы бывают разные. Иногда это любопытство к «настоящему русскому», «живому коммунисту». Иногда это космополитическое влечение ко всему иностранному. Благожелательность же, с которой супруги Брахме ищут русских и стараются им помочь, лишена этих неприятных оттенков и настолько необычна, что мне хотелось найти ей объяснение.

Я не придумал ничего лучшего и просто спросил у миссис Брахме:

— Мне показалось, что вы с мужем стремитесь увидеть побольше советских людей. Почему?

Она ответила, как всегда, без жеманства и рисовки, серьезно:

— Да, нам нравятся русские. Почему? Мы даже не совсем отдаем себе отчет. Наверное потому, что они открытые, искренние люди, с ними интересно говорить. До сих пор мне вспоминается теплый вечер в Пуне, темное лицо Шанкара и голубые глаза его супруги, открытые улыбки их обоих, когда мы сидели в маленьком садике под отчаянно блистающими звездами и круглой луной и пили чай, знаменитый индийский чай, поданный, учитывая наши вкусы, не с молоком, а с лимоном. Было так уютно, словно на минуту попал домой.