Такой я была - [11]
– Знаешь, – я поворачиваюсь к Маре, – пойду-ка я лучше домой. Что-то я неважно себя чувствую.
– Серьезно? Что с тобой? – с искренним беспокойством спрашивает Мара.
– Ничего. Я просто… – Я не договариваю и начинаю пятиться. Лишь один раз я оборачиваюсь, чтобы взглянуть на них, и вижу, что они стоят и смотрят мне вслед.
Мара поднимает руку, чтобы помахать мне на прощание, и кричит:
– Я тебе позвоню!
Завернув за угол, я пускаюсь бежать. С каждым шагом кровь в голове пульсирует все сильнее; тело покрывается холодным потом. Уже на пороге тошнота становится настолько нестерпимой, что я начинаю плакать. Бегу в ванную, падаю на колени перед унитазом и ловлю воздух ртом.
После бросаюсь на диван, даже не сняв куртку.
Закрываю глаза.
Следующее, что я помню – мама склоняется надо мной и трогает мой лоб.
– Заболела? – спрашивает папа, бросая ключи на кухонный стол.
– Иди? – Холодная мамина рука на моей щеке кажется такой приятной. – Что с тобой? Заболела?
– Наверное, – бормочу я.
– Давай снимем куртку. – Поддерживая меня рукой за спину, она помогает мне сесть. А мне больше всего на свете хочется, чтобы она меня просто обняла. Но вместо этого она стягивает с меня рукава.
– Меня вырвало, – говорю я.
– Съела что-то не то?
– Нет.
Я сегодня вообще ничего не ела. В обеденный перерыв все мои мысли были заняты новеньким, Камероном, и к своему бутерброду с арахисовым маслом и джемом я даже не притронулась.
– Бедная моя малышка. – Мама встает и смотрит на меня: кажется, ей действительно меня жаль. – Давай сделаем так: ты переоденешься в пижаму, а я сварю тебе суп. Договорились?
– Ладно, – отвечаю я.
Поднимаюсь в свою комнату переодеться, стараясь не смотреть на побледневшие сероватые синяки, которыми все еще покрыты мои бедра. Не задерживать взгляд на кровоподтеках на ребрах и тазовых костях. Все равно их скоро не будет. Надеваю пижамные штаны и застегиваю фланелевую рубашку на все пуговицы, чтобы скрыть синяки на ключицах. Их еще видно.
– Куриную лапшу будешь?! – кричит мама с кухни. Я сажусь за стол.
Не успеваю я ответить, как она ставит передо мной кружку горячего чая.
Супа мне совсем не хочется – ни лапшу, ни чего– либо другого. Но мама так улыбается – с такой улыбкой она всегда суетилась вокруг Кейлина. Наверное, ей приятно, что все же есть о ком позаботиться. Наверное, она рада, что может сделать для меня что-то существенное.
– Пусть будет куриная лапша, – киваю я, хотя желудок протестует.
– Хорошо. Пей. – Мама показывает на чай.
Я опускаю голову.
Папа садится напротив, складывает ладони домиком и произносит:
– Хм. Наверное, какая-то инфекция гуляет.
Ах, если бы я могла болеть все время. Когда болеешь, все кажется чуть более нормальным.
Через неделю мы снова садимся за стол в дальнем углу библиотеки и достаем пакеты с бутербродами. Мара усаживается не рядом со мной, как в прошлый раз, а рядом с Камероном. Тот случайно задевает ее рукой, и она придвигается к нему чуть ближе. Я вижу, что он на нее совсем не запал. Меня это почему-то радует.
– Итак, в обеденном книжном клубе у нас демократия, – заявляет мисс Салливан и придвигает к столу тележку с книгами. – Я подобрала книги; все есть в библиотеке минимум в шести экземплярах. Предлагаю каждому выбрать одну, которую он бы хотел прочитать, а потом проголосуем. Что скажете?
Мы киваем, подходим, смотрим и выбираем. Наконец, взяв по одной, возвращаемся на место.
Камерон смотрит, что выбрала я.
– «Дневник Анны Франк»? Отличный выбор.
– Знаю. Не зря же я ее выбрала.
Смотрю на его книгу: «О дивный новый мир».
– Моя любимая книга, – объясняет парень.
– Я не читала, – говорит Мара.
– О, книга просто отличная! Ее герой… – Он начинает рассказывать и придвигается к ней ближе.
Все слушают, а мне хочется ударить его книгой по башке. Опять он перетягивает все внимание на себя! Это мой книжный клуб!
– Тогда, может быть, начнем с нее? – предлагает мисс Салливан. – Кто хочет обсудить «О дивный новый мир»?
Я не поднимаю руку. Но остальные тянут руки вверх. И ждут, что я сделаю то же самое – мол, может, я просто не поняла, какая это крутая книга, может, не слушала Камерона?
– Я накладываю вето. – Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не закричать.
– Почему? – спрашивает Камерон. Кажется, я слышу в его голосе усмешку.
Я заливаюсь краской. Открываю рот, но не знаю, что сказать.
– Потому что… – запинаюсь я, – …потому что все знают, что «О дивный новый мир» входит в программу старших классов. Значит, мы и так его прочитаем.
– Точно, – тихо соглашается Стивен и опускает руку.
Мне хочется дать ему пять, но я просто улыбаюсь. Он смущенно улыбается в ответ, опускает голову и начинает разглядывать свой знаменитый бутерброд с колбасой, теребя край салфетки.
– И что такого? А «Дневник Анны Франк» нам задавали на лето, – встревает Мара. Я ушам своим не верю – она поддерживает этого выскочку!
– Вот именно, в чем разница? – поддакивает Камерон. Да эти двое ополчились против меня!
– «Дневник» задавали на лето. – Я пытаюсь придумать какую-либо иную причину, кроме «я тебя ненавижу и не могу позволить, чтобы ты выиграл». – Но разница в том, что мы не обсуждали его в классе. А надо бы.
Жизнь в театре и после него — в заметках, притчах и стихах. С юмором и без оного, с лирикой и почти физикой, но без всякого сожаления!
От автора… В русской литературе уже были «Записки юного врача» и «Записки врача». Это – «Записки поюзанного врача», сумевшего пережить стадии карьеры «Ничего не знаю, ничего не умею» и «Все знаю, все умею» и дожившего-таки до стадии «Что-то знаю, что-то умею и что?»…
У Славика из пригородного лесхоза появляется щенок-найдёныш. Подросток всей душой отдаётся воспитанию Жульки, не подозревая, что в её жилах течёт кровь древнейших боевых псов. Беда, в которую попадает Славик, показывает, что Жулька унаследовала лучшие гены предков: рискуя жизнью, собака беззаветно бросается на защиту друга. Но будет ли Славик с прежней любовью относиться к своей спасительнице, видя, что после страшного боя Жулька стала инвалидом?
В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…
История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.
Эрик Стоун в 14 лет хладнокровно застрелил собственного отца. Но не стоит поспешно нарекать его монстром и психопатом, потому что у детей всегда есть причины для жестокости, даже если взрослые их не видят или не хотят видеть. У Эрика такая причина тоже была. Это история о «невидимых» детях — жертвах домашнего насилия. О детях, которые чаще всего молчат, потому что большинство из нас не желает слышать. Это история о разбитом детстве, осколки которого невозможно собрать, даже спустя много лет…
Узнав о своем диагнозе – врачи предрекают девушке полную потерю памяти, – Саманта Маккой начинает вести дневник, заполняя его день за днем, обращаясь к будущей себе. Это повествование о мужестве жить так, словно всем твоим мечтам суждено сбыться. Для тех, кто полюбил роман Джона Грина «Виноваты звезды».
«Мужчины – это зло. Сторонись их, и добьешься всего». Женщины в семье Шарлотты всегда любили мужчин и всегда оставались ни с чем.Шарлотта – другая, у нее все под контролем, она строит иное будущее, закрыв свое сердце. Пока путь ей не преграждает Тэйт, стремительно разрушая ее мир.
Одиночество и чувство вины за преступление, совершенное ее отцом, вынуждает шестнадцатилетнюю Айзел задуматься о самоубийстве. Но у нее самой не хватает смелости совершить этот шаг. На сайте «Уйти легко» она встречает юношу, который также принял решение расстаться с жизнью. Но чем больше времени они проводят вместе, обсуждая, где и как наступит их конец, тем больше девушке хочется остаться в живых. Сумеет ли она уговорить и Романа выбрать жизнь, а не смерть?