Такой долгий и откровенный день - [10]

Конечно, Ядвига помнила. Они обе вросли в классическую музыку, столько лет жили в ней. Но предпочтение всегда отдавали Шопену. Под его музыку обе когда-то танцевали «Шопениану». Как же здорово, что и для Ольги это было важно.

Ольга поняла настроение подруги.

– А как ты думала, это всегда со мной.

На веранде они удобно расположились в мягких креслах, обе закурили и погрузились в завораживающую музыку польского композитора. Даже жалко было прерывать молчание. Потому что молчали они каждая про свое, но вместе, и им было хорошо от этого. И вспоминался их каждодневный класс и Катерина с резким голосом и громкими хлопками в такт:

– Девочки, собрались! И раз, и-и два! Ольга, держи спину, Ядвига – руки! Батман, еще! И глубокое плие.

Ольга поняла, наконец, что безумно рада встрече с подругой, со своей молодостью.

Прошедший год был для нее тяжелым. Этот перелом, никак не могла встать на ноги, ничего не хотелось. Ну и, как результат, расплылась, конечно. Нет, Ольга знала, что для семидесяти лет она выглядит достаточно прилично и еще очень даже моложаво. Пришлось обновить гардероб, и это тоже было неплохо. Ольга умела носить вещи.

Но сама про себя она знала, что изменилась. В молодости Оля была очень похожа на польскую актрису Барбару Брыльску, только темноволосую. Такой ее Ольга видела только в одном фильме – «Анатомия любви». Фильм был в свое время страшно популярным. И сравнения эти с Барбарой даже раздражали Олю. Потом актриса выкрасилась в белый цвет, и приятели немного успокоились. Теперь Оля сияла своей уже несравненной аристократической красотой. Как правильно заметила Ядвига, все это осталось только в душе. Ну что же делать. Жизнь практически прошла. А еще хочется и встречаться, и стол накрыть, и, слава богу, есть еще силы вот так встретить дорогую подругу.

– Подожди, Ядвига, подожди. Ты же мне привезла подарок. Нет, ну ты подумай – память! Я со своей фаршированной рыбой и фамильным сервизом забыла обо всех правилах приличия. Позор, Ядвига, позор. Что это? Скатерть? Боже, неужели это та самая, которую ты привезла из Парижа?! Нет, не возьму, с ума сошла, я же знаю, что она для тебя значила.

Ольга держала в руках обычную на первый взгляд белую скатерть. Едва угадывалась белая же вышивка затейливыми вензелями.

Ольга расцеловала подругу, у обеих глаза наполнились слезами.

– Того уже не вернешь, Леля, и ты осталась единственным человеком, кто может это оценить. А я уже вспоминать ничего не хочу. У меня другая жизнь. Юльке семь лет. Я хотя бы десять лет еще обязана жить.

6. Париж-Одесса-Москва

ГАСТРОЛИ были потрясающе успешными. Париж, середина семидесятых, все билеты проданы за полгода. Полный аншлаг. Парижский театр оперы и балета. Всемирно известный Гранд-Опера. Дух захватывало только от одного названия. А сам театр? Полная противоположность нашему помпезному Большому, но сложно сказать, который лучше. Невозможно, уж больно разные. Только в нашем Большом все понятнее, роднее, и призрак Оперы в нем не живет.

Парижский же, напротив, загадочен, окутан тайнами.

Оля уже два года танцевала в Большом. Беспрецедентный случай, ее взяли в труппу в тридцать пять лет. Грише предложили переехать в Москву, так было удобнее для его работы. Оле было непросто: прима-балерина Одесского театра.

Переезд в Москву мог стать для нее просто катастрофой. Она не могла не работать. Балет был ее жизнью, ее страстью. Притом, что, конечно, она любила мужа, радовалась, что родила ребенка. Но без театра она не могла. Это удел всех балетных. А иначе чем можно объяснить эти многочасовые репетиции, эти в кровь стертые ноги, постоянные ограничения в еде? И вообще, когда вся жизнь подчинена балету. Твоя жизнь, жизнь твоих близких.

Поэтому, когда переезжали в Москву, Олина работа была основным условием. Она и театр были неразделимы. Гриша уже давно был известным писателем, имел громкие звания, и Оля могла не работать, заниматься домом, семьей. Но для нее это было бы половиной жизни. И она была не готова расстаться со своей судьбой – балетом.

Семья никогда не страдала от того, что мама – балерина. Домом она всегда занималась сама. При том, что это было не так уж и просто. Муж работает дома, и сын из школы приходит днем. Значит, каждый день должен быть обед. В Одессе они жили рядом с театром, и хотя бы это было удобно. С утра – бегом в театр, на первую репетицию. Потом бегом обратно, к плите. Обедали всегда дома, вместе, а вечером – спектакль.

Оля любила готовить, и умела это делать хорошо. В доме часто бывали гости, люди богемные, искушенные, и Оля всех принимала, накрывала огромные столы, с несколькими переменами блюд.

– Григорий, как тебе удается удерживать подле себя такой брильянт, поделись опытом? – шутил известный писатель Краев. – Ты же все время в другом веке! А за такой красавицей глаз да глаз нужен, не ровен час уведут ее балетные. Слушай, Гриш, а что мы есть тогда будем?

Иевлев шутки понимал и сам любил пошутить.

– А ты знаешь, я иногда возвращаюсь, как в том анекдоте, – из командировки без предупредительного звонка. И что странно, все время нахожу дома жену, да не просто жену, а еще и с только что приготовленным винегретом! Веришь?