= 1 =
Значит, они все-таки решили назвать ее Тасей.
Старое русское имя и к Галиной бабушке как будто бы отношения не имеет. Теперь у нас мода на все древнее. Ну и хорошо, и пусть будет Тася. Могли ведь и Марфой назвать. Только для Тамары это имя всегда будет именем собственным в прямом смысле этого слова, и принадлежать оно будет одному человеку.
Так звали ее свекровь. Таисия Яковлевна. Необыкновенная женщина. Тамара называла ее мамой. Естественно, мамой, как же еще? По-другому было бы невозможно. И неправильно. Но, правда, на «вы». Все-таки для нее мама была одна. А это просто дань уважения. К ней, к Таисии Яковлевне, к мужу Николаю, к тем людям, которые их окружали, к своим друзьям, к друзьям родителей. А как же? Правда, Коля ее мать называл по имени-отчеству – Рахиль Моисеевной. Почему? Не сложилось. И это тоже по-своему дань уважения.
– Тамара, ты с кем разговаривала?
Тамара прошла в спальню к мужу, подоткнула поудобнее одеяло.
– Галочка звонила. Решили дочь назвать Тасей. Представляешь?
Муж, как часто в последнее время, хлюпал носом.
– Неужели у нас с тобой уже правнучка? Веришь?
– С трудом!
– Похожа-то на кого?
– На кого дети в таком возрасте похожи? Помнишь нашу Наташу?
– Что про нее говорить. Два килограмма родилась. Эта же другая.
– Эта другая, пошла не в нас, в своего отца. На него вроде и похожа. А назвали все равно Тасей.
– Мать, конечно, своеобразной была. На нее походить трудно. Да вообще невозможно. Она ведь тебя обижала. А ты не сердилась.
– Ни боже мой! Она была очень искренняя и добрая. Может, только когда в самый первый раз встретились. – Тамара улыбнулась. На Таисию обижаться было действительно нельзя.
= 2 =
– Томка, пошли к родителям, надо же сообщить о свадьбе.
– Не знаю, я твою мать боюсь. Такая суровая. Вечно в платке, пиджаке.
– Ты даешь, да она как ребенок. В платке, потому что, говорит, голова мерзнет. Представляешь, придумала. А пиджаки после войны остались. Как привыкла отцовские донашивать, так и носит по сей день. Отцу новые купили, а она все с этим добром военным расстаться не может. Говорит, удобно.
– Ясное дело, сказать нужно. Все равно соседи сообщат. Может, завтра, а, Коль?
– Сейчас пойдем, – жестко сказал Николай. – Ты же со мной, не придумывай.
И Ковалев крепко взял Тамару за руку.
И действительно, чего бояться? Институт закончили, знают друг друга сто лет. В одном классе учились. А на ком им было еще жениться? Хотя каждый думал, что выбор у другого огромный. Может, потому и поторопились с регистрацией, не рассказали никому. А чего тянуть? Хотя…
Николай пришел, как обычно, ближе к вечеру. В доме шел ремонт полным ходом, и временно Томка с мамой ночевали в сарайчике. Мать и дочь были удивительно непохожими друг на друга. В Роне еврейка чувствовалась за версту. Черноволосая, красивая, с всегда накрашенными губами – она притягивала взгляды своей яркой внешностью. Тамара, со вздернутым носиком, точеной фигуркой и вечно смеющимися глазами, на еврейку не походила никак. Пошла в отца. Он был родом из Белоруссии.
– Кого обсуждаем? Семечек на всех хватит?
– Тебя не обсуждаем, – рассмеялась Тамарина мать. – Николай, а ты же вроде в Москву должен был уехать, в аспирантуру? – Роня посмотрела на дочь. – Или я что-то перепутала?
– Ничего вы, Рахиль Моисеевна, не перепутали. Передумал я в Москву ехать. Никуда от меня столица не денется. Просто мысли в голову всякие лезть начали. Народу по вашей улице ходит много, а Тамара сидит каждый вечер вот на этом самом бревне для всеобщего обозрения.
– Какого такого обозрения? Не выдумывай! Сам знаешь, присаживается только вечером. С утра институт, а потом по хозяйству дел невпроворот, – Роня с любовью погладила дочь по красивым волнистым волосам, – помощница моя, – и снова повернулась к Николаю. – Да и хорошо, что не поехал. И зачем тебе эта аспирантура? Такой пост здесь занимаешь.
– Вот я так и подумал.
Роня посмотрела на дочь, на Николая. Просто друзья или что-то большее?
– Томка, пойдем погуляем? – Николай протянул девушке руку, чтобы помочь подняться. – Да, – обратился он к матери, – мы с Тамарой решили пожениться. Вы, Рахиль Моисеевна, как считаете?
Хорошо, что семечек не было во рту, иначе Роня точно бы поперхнулась.
Ее Томка. С ума можно сойти. И ничего матери не сказала.
– Ну, раз решили, что и спрашивать. Решили, так женитесь. – В голосе женщины чувствовалась обида. Роня встала с бревна, отряхнула юбку и, не оглядываясь, пошла в сарай.
– Чего это она?
– А ты сам чего? Может, надо было со мной посоветоваться?
