Такое короткое лето - [35]

Мы долго сидели за столом. День угас. За окном сначала показались серые сумерки, потом они сгустились и тогда на крыше дома, который стоял через дорогу от нашего окна, вспыхнула неоновая реклама, прославляющая товары фирмы «Самсунг». Мы не зажигали света и разноцветные отсветы рекламных огней бежали по стене и были похожи на северное сияние. Мне не хотелось говорить. Я молча смотрел на Машу и чувствовал, как гулко бьется сердце, наполняя душу радостью и ожиданием чего-то такого, от чего путались мысли и начинала кружиться голова.

Потом мы сели на кровать, все так же не зажигая света, я обнял Машу, притянул к себе и поцеловал долгим поцелуем в горячие влажные губы.

— Мне так хорошо с тобой, — сказала она, — что даже страшно.

— Чего тебе страшно? — Я запустил ладонь в ее волосы и стал перебирать их пальцами.

— Когда я была одна, мне нечего было терять. Теперь у меня ты и я боюсь…

Ночью я проснулся оттого, что почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Огни рекламы погасли, но комнату заливал бледный зеленоватый лунный свет, придававший предметам таинственные очертания. Маша лежала рядом, прижавшись щекой к подушке. Ее волосы касались моего лица, я ощущал их аромат.

Я скосил на нее глаза и мы встретились взглядом. Маша не спала.

— Иван, — произнесла она, будто мы только что легли и еще не успели наговориться перед сном, — а я могу быть из твоего ребра? — В ее голосе звучало трагическое раздумье.

— Тебе это важно знать именно сейчас? — спросил я.

— Ты даже не можешь представить, как важно. — Она положила руку на мое плечо и я ощутил, как ее теплая мягкая ладонь прикоснулась к коже.

— А почему это важно?

— Я хочу, чтобы мы были одно целое.

— Мы и так одно целое, — сказал я и осторожно, чуть прикасаясь к волосам, погладил ее по голове.

— Это только в нашем сознании одно целое. Потому, что мы хотим так думать. А я хочу, чтобы плоть от плоти. Как у Адама и Евы.

— Мы и так плоть от плоти.

— И ты мне никогда не изменишь?

— С чего ты взяла, что я тебе изменю?

— Адам никогда не изменял Еве потому, что она была из его ребра.

— Ты тоже из моего ребра.

— Это очень хорошо, милый, что я из твоего ребра.

Маша поцеловала меня в лоб, прижалась и затихла. Луна скрылась за тучей, в комнате стало темно. Потом луна показалась снова и комната сразу наполнилась предметами: можно было различить шифоньер, стол, стулья, зеркало на стене. И тонкую белую руку, которая обнимала меня. Я долго смотрел на эту руку и слушал легкое Машино дыхание, пока луна снова не скрылась и я не уснул в полной темноте.

Проснулся я от осторожного прикосновения к моей щеке.

Я медленно открыл глаза. Маша лежала на боку, подперев голову ладонью, и смотрела на меня. Было уже светло. Я улыбнулся и протянул к ней руку. Она подвинулась ко мне и положила голову на мое плечо. Затем коснулась ладонью ребер.

— Считаешь? — спросил я, поцеловав ее волосы. — Одного не хватает.

— Не успокаивай меня, милый.

— Сегодня ночью я слышал, как Господь Бог вытащил его, внимательно осмотрел и положил рядом.

— И где же это ребро?

— Вот оно. — Я прижал Машу к себе.

Мне было до того приятно ощущать ее около себя, что от одного прикосновения к ней замирало сердце. Маша отстранилась, оперевшись на локоть, посмотрела на меня и спросила:

— Ты правда не поедешь к себе на Алтай?

Я видел, что ей не хотелось отпускать меня даже на день. Но я понимал, что лететь все равно придется и чем раньше я это сделаю, тем лучше.

— У меня через месяц выходит книга в Праге, — сказал я, глядя ей в глаза и поглаживая пальцами по спине. — Надо лететь в Чехию, а у меня нет заграничного паспорта. Его выдают только по месту жительства. Кроме того, надо решить кое-какие домашние дела.

— Женские? — спросила Маша, отодвигаясь.

— У меня только одна женщина. Это ты. — Я прижал ее к себе и поцеловал в приоткрытые губы. Они были солоноватыми.

— А с кем ты летишь в Прагу? — Маша снова отодвинулась от меня.

— С кем же мне лететь? — спросил я.

— Как с кем? С женщиной.

— Я же сказал, что у меня только одна женщина. Может полетишь со мной? Меня, кстати, приглашали туда с женой.

— Я тебе не жена.

— Кто об этом знает?

— Нет, я так не могу. — Она провела кончиками пальцев по моей щеке.

— Почему? — спросил я, обнимая ее за талию и прижимая к себе.

— Я буду все время не в своей тарелке. Пусть об этом никто не знает, но я-то знаю. Это все равно, что ходить в ворованном платье.

— Глупая. — Я искренне рассмеялся тихим смешком. — Таких старомодных, как ты, сейчас уже не найдешь. Кто тебя воспитывал?

— Дед с бабкой. И, кроме того, у меня нет заграничного паспорта.

— Так сходи и получи.

— Кто мне его даст?

— Глупая ты моя, — повторил я, поглаживая ее по голове, как ребенка. — Сейчас паспорт может получить любой. Напиши заявление, заплати, сколько положено, и тебе его выдадут через две недели.

— Где? — спросила Маша и я почувствовал перемену в ее настроении.

— В районном отделении милиции. В отделе виз и разрешений.

— Ты на самом деле приглашаешь меня в Прагу? — спросила Маша дрогнувшим голосом.

— Конечно, — сказал я. — Ты была там когда-нибудь?

— Я вообще не была за границей, — ответила она.