Такое короткое лето - [26]

На первом этаже хлопнула дверь, раздались торопливые шаги. Маша шла по ступенькам. Пятясь, я поднялся на лестничную площадку. И о — чудо! Увидев меня, Маша бросилась вверх, перепрыгивая сразу через несколько ступенек. Я раскрыл руки, она упала в мои объятья и, целуя в шею и щеку, стала повторять:

— Господи, как хорошо, что ты выбираешься отсюда.

Она отпустила меня, отступила на шаг, чтобы увидеть мои глаза, потом снова обняла, тесно прижавшись грудью, и я услышал частый стук ее сердца. Я поцеловал Машу и прижал к себе, чувствуя, как ее грудь прожигает мою рубашку.

— Больше я тебя никогда не отпущу, — шептала Маша, выскальзывая из моих объятий. — Пойдем вниз. — Она потянула меня за руку.

— Мне надо взять выписку из больничной карты и вещи, — сказал я. — Иначе даже побриться будет нечем.

— Тогда пойдем! — Маша шагнула вверх по лестнице, не отпуская моей руки.

Забрав бумагу с предписаниями о том, как вести себя после больницы, и сумочку с бритвой и зубной щеткой, мы вышли на улицу. Валера стоял около «Запорожца». Увидев меня, он радостно улыбнулся и шагнул навстречу. Мы обнялись.

— Не представляю, как ты мог оказаться в больнице, — сказал Валера, хлопая меня по спине. — В Сибири на медведя с рогатиной ходишь, а в Москве за сердце хвататься начал.

— Значит мне здесь не климат, — сказал я.

— Да ладно тебе, — Валера махнул рукой, не принимая мои слова всерьез. — Девчонки забирают тебя в малинник. Завтра опять сможешь брать рогатину в руки. — Валера снова обнял меня и, прижавшись щекой к моему уху, прошептал: — Завидую тебе, счастливчик…

Мы сели в машину. Маша выбрала заднее сидение, предоставив мне право ехать рядом с Валерой. Мне хотелось сесть с ней, но Маша мотнула головой и я понял, что этого делать не следует. Только после того, как затарахтел мотор и «Запорожец» тронулся, до меня дошло, что я перемещаюсь в другой мир.

Москва ничуть не изменилась с тех пор, как я последний раз бродил по ее улицам. Все те же непрерывные потоки машин на проезжей части и пешеходов — на тротуарах. Все те же кричащие вывески на иностранном языке. Внешне Москва уже давно перестала быть русским городом. Русская жизнь сохранилась только на микроскопическом уровне — в отдельных семьях. Поэтому ее не видно снаружи. И мне нестерпимо захотелось в родную Сибирь, к лесам и рекам. Захотелось посмотреть, как утренний туман растекается по долинам, а в омутах, оставляя круги на водной глади, играет рыба. Природа не изменяет материнской земле. Мне захотелось в Сибирь вместе с Машей. Мы бы забрались в глухую деревушку, спрятавшуюся в таежном распадке, слушали по утрам пение птиц, а в жаркий полдень — стрекот кузнечиков, пили холодное молоко, парились в бане и с утра до вечера дышали хрустальным воздухом.

Я повернулся к Маше. Она сняла шляпу, пальцами поправила прическу и улыбнулась, глядя на меня необыкновенно красивыми глазами. На ее щеках обозначились две едва заметные ямочки. Я не мог оторвать взгляда от ее лица. Она, очевидно, почувствовала это, протянула ладонь и провела пальцем по моим губам. Мы настолько понимали друг друга, что могли разговаривать без слов.

— Гена уехал в командировку, — произнес Валера, не отрывая взгляда от дороги. — В Карелию. Ты когда-нибудь там был?

Я повернулся к нему и отрицательно мотнул головой.

— Там красиво, — сказал Валера. — Рыбалка великолепная и грибные места замечательные. Осенью собираюсь туда махнуть.

— А на Алтай не хочешь? — спросил я.

— С удовольствием бы, но далеко. — Валера резко нажал на тормоза, не успев договорить. Наш «Запорожец» жалобно взвизгнул. Я чуть было не стукнулся лбом в переднее стекло, а Валера выругался. Белая роскошная «Тойота» неожиданно подрезала нас и «Запорожец» едва не влетел ей в багажник.

— Не отвлекайся на разговоры, — сказал я, упираясь спиной в сиденье. — Врежешься в такую, потом не рассчитаешься.

— Им свои машины не жалко, — заметил Валера, сбавляя скорость и давая «Тойоте» возможность оторваться от нас.

Маша положила руку мне на плечо. Не поворачивая головы, я взял ее ладонь, поднес к губам и поцеловал. Повернулся назад и встретился с Машей взглядом. Теперь ее глаза были другими.

В них светились и тепло, и ласка, и что-то еще, от чего на сердце становилось необыкновенно легко. Мне хотелось, не отрываясь смотреть на нее, чувствовать ее дыхание, ощущать запах ее волос. Маша казалась мне необыкновенным существом, один вид которого придает жизни особый смысл. Я не понимал, откуда это взялось. Ведь я практически не знал ее. Я даже не знал, зачем она везет меня в свою квартиру и что я буду там делать. Но я смотрел в ее наполненные радостью глаза и мне было хорошо.

Валера довез нас до общежития и распрощался, несмотря на все мои уговоры зайти хотя бы на минуту.

— Извини, старик, — сказал он, протягивая руку. — У меня неотложные дела. Завтра-послезавтра загляну. Ты же еще не уезжаешь?

Мне показалось, что в его взгляде была легкая зависть. Он нырнул в «Запорожец», машина затарахтела, обдала нас облаком дыма и исчезла за углом. Я проводил ее глазами и повернулся к Маше.

— Пойдем, — сказала она и взяла меня под руку.