Такие трудные чудеса - [30]

Дед возлежал на диване. Его переносицу прикрывало скомканное мокрое полотенце, которое он придерживал левой рукой, а в правой – вытянутой вдоль тела, был зажат испачканный кровью носовой платок. Мама сидела здесь же, на диване, в ногах у деда и держала на коленях небольшую миску с водой, в которой, видимо, мочила полотенце.

– Деда! Это кто тебя так? Неужели, я? – бухнул Димка, еще не до конца расставшийся с тем миром, из которого возвратился в свое джинсово-кроссовочное и мобильно-телефонное время только несколько минут назад.

Дед, не поворачивая головы, скосил на Димку насмешливые глаза и ответил:

– Чего-то я не помню, чтобы мы с тобой дрались когда-нибудь. А вот кто тебя так разукрасил, мой дорогой? – и дед, подняв руку с зажатым в ней окровавленным платком, ткнул указательным пальцем воздух в направлении основательно заплывшего синяком Димкиного глаза.

Димка еле удержался, чтобы не брякнуть в ответ: «Да, это ты мне, дедулечка, сам и засветил лет так пятьдесят назад!»

Но тут Димкину «блямбу» под глазом, наконец, заметила мама.

– Господи! – вскрикнула она, – где это тебя так угораздило? Ты с кем-то подрался?

«Сказать тебе, мамулечка, чистую правду, – подумал про себя Димка, одновременно хитро поглядывая на деда, – так ты же меня первым вруном назовешь!»

– Да нет! Что ты, мама! Это оса у меня под глазом уселась, а я ее сдуру кулаком кэ-э-эк треснул! А она меня еще и ужалить успела…

Мама стремительно поставила мисочку с водой на пол и, всплеснув руками, подлетела к сыну.

– Дай! Дай, посмотрю! – она схватила Димкину голову ладонями за виски и, повернув его к свету, стала всматриваться в опухшую, затекавшую сизым синяком глазницу.

– Ну, точно! – продолжила она очень обеспокоено. – Вот оно, место укуса, под самым глазом! Это ведь очень опасно! А вдруг аллергия? А вдруг отек Квинке? Может, его в больницу? – и она поглядела на деда тревожно-вопросительным взглядом.

Дед, не переменяя позы, вновь скосил глаз на внука и спросил:

– Э-э-э… Молодой человек! А когда с вами произошло сие прискорбное событие? Как давно?

– Минут десять назад… – сообщил Димка.

– Э-э-э… А вы убеждены, молодой человек, что это была именно оса, а не пчела?

– Так, деда! Я же ее дохлую… ну, почти дохлую видел!

– Ну, в таком случае, – обращаясь теперь к Димкиной маме, заключил дед, – поезд уже ушел. Э-э-э… В смысле, он и не приходил. Это в основном на пчелиный яд такая реакция случается. Кроме того, она развивается почти мгновенно. Если бы что-то такое имело место, то нашего Димона уже раздуло бы, как дирижабль!

– Господи! Какие ужасы вы говорите! – воскликнула мама, однако, по ее тону чувствовалось, что она начала успокаиваться.

Мнения деда пользовались у мамы авторитетом. Все-таки он был доцентом. Хотя и кафедры математики, а не медицины, но – доцентом же!

– Так вы думаете, – на всякий случай еще раз уточнила она у деда, – к врачу точно не нужно?

– Абсолютно! – отрезал дед.

– Кстати, Димка! – вдруг вспомнила о новой заботе мама. – Где это ты разгуливал столько времени? Часа четыре, если не больше. Давно обедать пора. Я уже волноваться начала! Звоню тебе на телефон, а он не отвечает. Отключен! Что я думать должна?

– Ой, мам! Да я его просто зарядить забыл! Аккумулятор сел!

– Бестолочь! – резюмировала мама, самым наимягчайшим тоном, какой имела в запасе, и ласково шлепнула сына ладонью по лбу. – А я тут с ума сходи!

Она усадила Димку на то самое место на диване, в ногах у деда, где еще недавно сидела сама, и вручила ему еще одно намоченное в воде полотенце, настрого приказав держать его прижатым к опухшему глазу.

– Потом зеленкой обработаем! – пообещала она и отправилась на кухню собирать обед.

Пройдя несколько шагов, она обернулась, окинула командирским оком представшую ее глазам картину и, удовлетворенно произнеся: «Лазарет!» – скрылась за углом.

* * *

– Деда! А, деда! Правда, а кто тебе нос разбил? – поинтересовался Димка, глядя на Дмитрия Сергеевича по-кутузовски, одним глазом.

– Я, мой дорогой внук, – велеречиво ответствовал дед из-под мокрого полотенца, – достиг того почтенного возраста, когда могу позволить себе пролитие крови из собственного носа без предварительного получения по морде.

Да. Дмитрий Сергеевич излагать умел. Много лет тренировался на студентах.

– Давление, наверное, скакануло, – продолжил он значительно проще, – вот и потекло. Прямо здесь уже, когда из машины вылезал. Жара, понимаешь, в этом июне июльская какая-то. Чувствую себя – не очень…

– А в детстве ты дрался? – приставал настырный внук.

– Ну, было, конечно… Не часто.

– А в лагере?

– Что в лагере? В каком еще лагере?

– Ну, в пионерском, в «Звездочке». Его еще потом переименовали в честь Терешковой. Которая в космос летала.

– Переименовали, говоришь? – засомневался вроде дед, а потом спохватился. – Ах, ну да, ну да! Действительно, помню… Было такое. А ты откуда знаешь?

Димка было стушевался, поняв что сказал что-то лишнее, но быстро сообразил и соврал совершенно искренно, как это умеют делать только десятилетние мальчишки:

– Да ты мне сам рассказывал! А то откуда бы мне знать? Дед на пару секунд приподнял полотенце с переносицы, подозрительно глянул на внука, но вынужден был согласиться: