Такие трудные чудеса - [28]

И вот с этими дежурными под грибком, которые сторожили калитку рядом с воротами, Димке тоже никак не хотелось объясняться. Зато очень хотелось поскорее выскочить с огороженной территории лагеря и найти такое место, где можно было хотя бы на время забыть о том, что он умудрился залететь на несколько десятков лет в прошлый век, и хотя бы только представить себя рядом со своей деревней и со своей мамой.

В глазах у Димки опять стало горячо. Но он сжал зубы и, тяжело дыша носом, осмотрелся в поисках выхода. Проще всего было двинуться вдоль забора. Через пару десятков метров влево от ворот ограда уходила в заросли кустарника и густую крапиву. Там наверняка можно будет найти подходящую дыру или просто перелезть через не слишком высокий штакетник. Наверное, придется и ободраться, и ожечься, но зато дорога верная.

Димка уже собрался сорваться со своего места, однако, в то же мгновение из-за ворот раздались рычание двигателя и громкий автомобильный сигнал. Соскучившиеся от безделья дежурные бросились открывать ворота. Когда здоровенные створки раскатились в стороны, пионеры отбежали с дороги под свой «мухомор», а во двор стал медленно вкатываться небольшой грузовик. Димка таких раньше никогда не видел. А если и видел, то только мельком в каком-нибудь старом кино. Грузовик имел небольшую кабину, довольно длинный, почти прямоугольный капот моторного отсека, и был выкрашен в темно-темно-зеленый цвет. И номер у него оказался необычным. Цифры и буквы были написаны не черным по белому, а наоборот – белым по черному полю. Кузов грузовика был накрыт высоким брезентовым тентом. Над крышей кабины на вертикальной стенке тента имелось маленькое окошко с откинутым вниз матерчатым клапаном, а над окошком красовалась выполненная белой краской надпись: «п/л Звездочка».

Димке было не до дальнейших подробностей. Грузовик, едва въехав в ворота, приостановился и своим кузовом закрыл дежурных от Димки, а те, разумеется, больше не могли видеть его. Водитель тоже отвернулся в другую сторону, так как высунул голову через окно кабины и о чем-то расспрашивал ребят. Димка воспользовался открывшейся дорогой и, не долго думая, нырнул в узкое пространство, остававшееся между задней частью кузова грузовика и высоким воротным столбом.

* * *

Высокая сосна росла на краю крутой береговой ступени. Димка сидел на небольшой площадке, остававшейся между стволом дерева и обрывистым склоном. Собственно, берег лежал узкой и неровной травяной полосой метрах в десяти ниже. Там плавно катила свои стеклистые, с коричневатым отливом воды, Москва-река.

Правее Димки в высокой береговой террасе находился глубокий округлой формы провал, имевший почти вертикальные стены, по виду похожие на самые настоящие скалы. Напротив, за рекой, сколько хватало глаз, расстилалось нежно-зеленое поле, ограниченное где-то вдали неровной щеточкой темного хвойного леса. И никаких звуков, кроме шума листвы под ветром, поскрипывания деревьев, редкой переклички птиц, жужжания шмелей…

Чтобы забраться сюда, Димка потратил, наверно, минут сорок. После того, как ему удалось без помех выскочить за ворота, он побежал по пыльной грунтовой дороге, проходившей вдоль лагерной территории. Здесь ему встретились двое людей: немолодая женщина в темно-синем платье, повязанная белым платком, в сандалиях на босу ногу и мальчишка лет тринадцати, босой, в закатанных по колено серых штанах, в майке без рукавов и в засаленной кепке. Оба они бойко прокатили мимо на допотопных велосипедах.

В том месте, где лагерный забор под прямым углом встретился со стеной леса, дорога разошлась надвое. Более накатанная и пыльная ветка ее круто повернула влево, вдоль лесной опушки, а другая – с еле заметной колеей – нырнула под прохладный полог деревьев.

Димка довольно долго шел по лесной дороге, основательно присыпанной опавшей и пожухлой сосновой хвоей, из-под которой, как вены из-под кожи, выступали на поверхность извилистые и узловатые корни огромных деревьев. В пути ему попался небольшой и прозрачный ручей, из которого он напился, несмотря на то, что помнил строгое мамино наставление – «ни в коем случае не пить воды из случайных источников». Однако жажда была просто необоримая. Потом в зеленом сумраке леса, справа, он увидел, что между высоченными стволами сосен над густым подлеском просвечивает небо, и двинулся в том направлении по первой подвернувшейся тропинке, бравшей начало от лесной дороги.

Тропика вывела Димку сначала к тому самому странному провалу с выходами камня, похожими на скалы, а затем по его краю – к сосне над обрывистым берегом…

Здесь не было никого, и Димка мог не сдерживаться. Перво-наперво он вдоволь наревелся над своим неожиданным круглым сиротством. Никого у него в этом мире не было. Ни мамы, ни папы, ни деда, который, впрочем, вроде как есть, но его все равно, что нет. Лет сорок ему еще до деда расти.

Однако всему приходит конец. И рыдать нельзя бесконечно – не получается. И слезы, в конце концов, иссякают. Видимо, их запас в человеческом организме все-таки ограничен.

Очень кстати Димке пришла в голову та трезвая мысль, что его сиротство – сиротство особого рода. Фантастическое оно какое-то. Вот он, например, точно знает, что никто не погиб. И мама, и папа, и дед, и он сам – все живы и здоровы. Маме с папой даже труднее, чем ему. Они-то, когда обнаружат, что он пропал, непременно решат, что с ним случилось что-нибудь совершенно непоправимое. Тут Димке стало очень жалко собственных родителей, но снова заплакать он не мог. Не было сил. Только скуксился лицом. Что делать дальше, он придумать пока не мог. В самых общих чертах получалось, что волей-неволей нужно будет выходить к людям и сочинять какую-нибудь дикую историю, в которую все равно никто не поверит. В детский дом, наверное, отправят. Точно – отправят! И потом нужно будет всю жизнь мыкаться среди чужих людей и все врать, врать чего-то про себя…