Такая долгая полярная ночь - [42]

Глава 43

«И что б ни случилось, —

Себе говорю я, —

Беда приключилась,

Ее поборю я».

М.Т.

Конечно, о случившемся, о незаслуженной попытке Петрова насильно водворить меня в изолятор я написал рапорт начальнику санчасти Никитину. Но как его доставить по адресу? Петров, предвидя мои действия, стал очень осторожен и тщательно сам (не охрана!) обыскивал каждого больного, отмороженного или травмированного, отправляемого в центральный лагерь, в Зырянку. Он искал мою докладную или иначе — рапорт начальнику. Люди, работяги, над которыми измывался этот негодяй, получивший волей своего барина Ткаченко над ними власть, ненавидели его. В лес, где валили огромные лиственницы, т.е. в лесосеку, он выходил всегда в заряженным ружьем, кроме того, где-то неподалеку находился охранник — конвоир бригады.

Выход был найден: к старым, весьма неказистым валенкам (если бы они выглядели новее, их Петров бы заменил на рванье), были сапожником подшиты старенькие подошвы, а под ними мой рапорт и накопившиеся докладные. И мой больной с отморожением пальцев рук, в этих валенках был отправлен в Зырянку. Внезапно действие моих докладных о произволе, творимом Петровым, нашло довольно странное решение в голове начальника санчасти Никитина: он направил мне замену в лице фельдшера Мотузова. Предполагаю, что он своим умом начальника и человека, вынужденного неизвестно (мне!) за что находиться на Колыме, рассудил, что вольнонаемный Петров всегда более прав, нежели заключенный Толмачев. Значит, надо убрать Толмачева. Моя дальнейшая судьба совершенно не интересовала Никитина. Вот почему Сергей Мотузов имел на руках бумагу о его назначении на медпункт ЛЗУ-4 и ничего о моей дальнейшей судьбе. Получилось, что меня не отзывали в Зырянку, и я оставаться должен уже в качестве лесоруба. Петров заявил мне и Мотузову, который сказал, что я должен вернуться в Зырянку в распоряжение санчасти, что раз бумаги нет, «ты, гад, вкалывать в тайге будешь, кубики мне ставить будешь». Петров тут же распорядился, чтобы я переходил в барак к работягам. Мотузов ему заявил, что спешить с этим нельзя, что я должен передать ему по описи все инструменты и медикаменты, оформить передачу актом.

Была суббота. Я знал, что по воскресеньям Петров и охрана «празднуют», глотая спирт. Мы с Мотузовым решили, что в воскресенье я, конечно, без пропуска ухожу в Зырянку. «Мою постель и вещи пришлешь мне», — сказал я Сергею. В воскресенье, узнав, что пьяный Петров поехал кататься в санях, запряженных лучшей якутской лошадью, которая вывозила даже по глубокому снегу спиленные деревья, я «рванул» в Зырянку. Фактически это был побег, так как заключенный без пропуска, идущий по колымским просторам, легко мог получить пулю как беглец. Я шел тайгой по тропе зайцелова, по бокам тропы высились сугробы снега, да и сама тропа была изрядно засыпана снегом. Я внимательно всматривался в тропу и окружавшее меня снежное пространство с кустами, густо покрытыми снегом. Но что это? На тропе поперек ее свежий след росомахи. Место довольно открытое, след ведет в сугробы. Возвращаюсь по своим следам шагов на 20. Так и есть: росомаха идет по моему следу. Забегает вперед, выискивая удобное место для засады и внезапного нападения сзади, на спину. Она опередила меня и выбрала уже укрытое за снежными кустами место около тропы, по которой я должен пройти. Нет, ты просчиталась, милая! Сворачиваю с тропы на снежную целину и, увязая в снегу чуть ли не по пояс, выбирая более открытые места и держа наготове финку, держу «курс» на берег Колымы. Выйдя на лед Колымы, я спасался от внезапного нападения росомахи, но здесь была другая опасность — встреча с пьяным вооруженным Петровым. Такая встреча была вполне возможна, так как катался этот произвольщик, конечно, не по тайге, а по ровному льду Колымы, плотно покрытому снегом. Придя в Зырянку, я опять стал работать на общих работах — разгрузке кокса.

Глава 44

«Что будет дальше, знаем по картинке:

Крылом дырявым мельница махнет

И будет сбит в неравном поединке

В нее копье вонзивший Дон Кихот».

С. Маршак «Дон Кихот»

И вдруг однажды меня вызвали в районный отдел МВД. Тревожно стало на душе. Возникли вопросы: за что? Почему? Пошел к Кнорру, и он ничего не знал и ничего посоветовать не мог. Вызов к «куму» всегда для честного заключенного неприятность. Делать нечего. Пошел и даже без конвоира. Оперуполномоченный Белахов встретил вежливо. А я весь в напряжении ожидаю, что будет дальше. Белахов дает мне несколько листов бумаги и спрашивает: «Это вы писали?» Эти бумаги — мои докладные и рапорта. «Я, — отвечаю, — только они были адресованы не вам». «Нам их передали», — сказал Белахов, потом добавил: «Здесь все правильно написано?» Я ответил, что раз на этих бумагах стоит моя подпись, то все изложенное правда. Белахов с нескрываемым уважением посмотрел на меня. Далее он сказал, что за умышленное издевательство над людьми, повлекшее нетрудоспособность и даже инвалидность рабочих из лагконтингента, а также за потерю в пьяном виде убежавшей неизвестно куда лошади, Петров находится под следствием. Наивное сердце мое возрадовалось — есть еще справедливость! Белахов сказал, что завтра он со мною выезжает на лесоповал в ЛЗУ-4. Я буду в роли кучера, и так должен говорить, когда прибудем на место.