Так совершается подвиг - [22]

Там я узнал, что Мирошниченко живет на Полтавщине и работает председателем того самого колхоза, в котором был бригадиром до войны. Поляков гостил у него во время отпуска, а потом получил официальное приглашение приехать летом на празднование трехсотлетия воссоединения Украины с Россией.

Что же касается самого Полякова, то я пробыл у него целую неделю, побывал на занятиях и полевых учениях, беседовал с солдатами и сержантами. И действительно, такому порядку, дисциплине и воинскому мастерству, я вам скажу, можно позавидовать!

Бессмертие

то произошло в начале Великой Отечественной войны. Советские войска оставляли Таллин. Они грузились на стоявшие у причалов большие торговые и пассажирские суда. Город горел. Там еще шли бои, оттуда доносились частый гром орудийных выстрелов и дробная трескотня пулеметов. Над городом в густом дыму пожарищ, словно коршуны, высматривающие добычу, кружили фашистские бомбардировщики. Над рейдом, где стояли военные корабли, они появлялись еще чаще, но, встреченные плотным зенитным огнем, сбрасывали бомбы в море.

Ночью 29 августа 1941 года погрузка закончилась и суда вышли из Таллина. Штаб корпуса, оборонявшего город, находился на товаро-пассажирском транспорте «Верония». Опасаясь мин, сброшенных в море самолетами, все суда шли кильватерной колонной, не прибавляя хода. Слева, охраняя их, шли военные корабли: эсминцы, затем крейсер, снова эсминцы и вокруг подводные лодки, катера-«охотники», тральщики, посыльные суда.

С рассветом налеты вражеской авиации участились. Не проходило и получаса, чтобы в воздухе снова и снова не появлялись самолеты. Фашистские летчики бомбили торговые суда на выбор, но на военные корабли пикировали редко — только самые отчаянные.

На военных транспортах, кроме войск, находилось немало гражданских людей, в том числе женщин и детей. Но, не считаясь с этим, фашистские летчики безжалостно топили их.

По морю носились катера, спасая тонущих. Особенно привлекал к себе внимание небольшой быстроходный катер. Он то, высоко вспенивая острым форштевнем волну, стремительно уносился в хвост каравана, то появлялся впереди или уходил в сторону, к военным кораблям, то снова появлялся, подходил к судам, застопоривал машину и отдавал какие-то приказания. На его палубе неизменно находились два краснофлотца и командир. Командир стоял, слегка расставив ноги, в надвинутой на глаза фуражке с белым чехлом. Одной рукой он держался за поручни, в другой был рупор, в который он кричал что-то идущему рядом буксирному пароходу.

Хотя расстояние было небольшое, но беспрерывная стрельба зениток не позволяла расслышать его слова с «Веронии», на которой находились мы, офицеры штаба. Зато хорошо было видно, как командир резко повернулся, сунул рупор в руки краснофлотцу, подскочил к пулемету и навел его на буксирный пароход. Тот поспешно стал разворачиваться и подбирать тонущих. Эти внушительные действия неизвестного балтийского моряка командира нашли у нас полное одобрение, и мы провожали катер глазами до тех пор, пока он не скрылся в дыму позади каравана.

К полудню оторвавшийся от группы бомбардировщик сбросил свой груз и на «Веронию». Однако все мы, находившиеся на палубе, вели дружный огонь из ручных пулеметов, автоматов и винтовок, и это, видимо, помешало фашисту как следует прицелиться. Бомбы упали у борта и разорвались под водой. От сильного сотрясения сместились машины, открылась течь. «Верония» почти не могла идти своим ходом, и ее командир стал просить буксир.

И вот в это самое время, обгоняя нас, мимо стали проходить военные корабли. Когда с нами почти поравнялся огромный красавец-крейсер, послышался чей-то крик:

— Перископ! Перископ! Смотрите!

Мы бросились к борту и ахнули. К успевшему уйти вперед крейсеру бежала пенистая дорожка от винтов торпеды. На крейсере ее тоже заметили. Он стал медленно отворачивать. Но даже нам, людям, не искушенным в морских делах, было ясно, что уклониться от торпеды ему не успеть.

Вдруг снова послышались возгласы удивления, и, позабыв обо всем, о том, в каком положении находимся мы сами, все стали смотреть на открывшуюся перед нами незабываемую картину, полную трагизма и величия…

К крейсеру, словно на крыльях, летел маленький быстроходный катер. Бешено работая винтами, готовый вырваться из воды, слегка раскачиваясь, он несся наперерез торпеде. Это был наш недавний знакомый. На его палубе по-прежнему было три человека. Командир теперь стоял в центре, на невысоком мостике. Обеими руками он держался за поручни, и хотя мы находились далеко от катера, можно было отчетливо себе представить, как побелели пальцы на этих вцепившихся мертвой хваткой в поручни руках. Вся его фигура, изогнувшаяся, как для прыжка, выражала напряжение. Он не поворачивал головы и, впившись глазами в пенистую дорожку, следил за ней. Катер был уже близко от крейсера, и оттуда ему что-то кричали. Но командир катера, словно окаменев, ни на что не обращал внимания. Только раз он поднял руку к голове и слегка сдвинул со лба свою фуражку.

Стало тихо. Все мы, стоявшие на палубе, затаив дыхание, ждали развязки. Расстояние между катером и торпедой быстро сокращалось. Вот командир, повернувшись к краснофлотцам, что-то сказал. Может быть, это были слова приказа или одобрения? А может быть, слова прощания?