Так просто сказать люблю - [3]

Виталий досадливо передернул плечами.

— Дело, конечно, твое. Но, по-моему, это в корне неправильно.

— Р-родители — дело святое, — опираясь на Ляльку, немедленно подтвердил Толя. — В-виталька, за это надо выпить. П-пойдем. За р-родителей.

— Нет, — погрозил ему пальцем мой муж. — Сперва наше «горько!», потом за родителей.

— У меня есть контраргумент, — не согласился Толя. — За родителей надо сначала. Потому что если бы не было ваших с Таськой родителей, не было бы сейчас и вашего «горько».

— Логику мысли усматриваю, но сначала наше «горько», — в свою очередь упирался Виталий.

А я смотрела и думала: «Зачем я вышла за него замуж?» И сама же себе отвечала: «Потому что он хороший, надежный. Любит и терпит меня уже шесть лет. И с женой ради меня развелся. Даже сына оставил». Между прочим, я на этом совершенно не настаивала.

Меня вполне устраивали наши отношения. Это он непременно захотел на мне жениться. Чтобы, по его собственным словам, «сделать из меня честную женщину».

Другая бы на моем месте прыгала от радости. Но мне почему-то не прыгалось. Не оставляло ощущение, будто совершаю непоправимую ошибку. Хотя, в общем-то, что для нас с ним менял этот штамп в паспорте? Мы уже и так два года жили вместе. С тех самых пор, как Виталий ушел от жены. Штамп лишь юридически закреплял статус-кво.

Но почему я не сказала, что люблю его? Ведь женятся, наверное, в первую очередь, из-за этого. И я ведь люблю Виталия. Я точно знаю. Иначе не было бы шести лет вместе. Только вот… Например, Лялька. Она по уши влюблена в своего Анатолия. Чувство из нее так и брызжет. А моя любовь какая-то спокойная, пресная. Может, именно из-за того, что мы уже так долго вместе? Но ведь и вначале никакого неба в алмазах не было. Познакомились, стали встречаться. Потом выяснилось, что у него есть жена и сын. Странно, меня это известие даже не особо расстроило. Есть и есть. Может, так даже и лучше, чтобы не чувствовать себя слишком связанной. Вместе нам хорошо, а обязательств никаких. И вины перед его женой я не ощущала. Они давно жили плохо. Еще задолго до меня. Виталий и из семьи-то не уходил только из-за сына. Потом жена про меня узнала. Они с Виталием еще немного помучились. А потом он решил: сын достаточно большой, и постоянные ссоры отца с матерью на него влияют не лучшим образом. И предпочел уйти ко мне. В конце концов с сыном он и так может общаться.

Все он решил правильно. Я целиком его поддерживала. А вот радости отчего-то не испытывала. Может, дело во мне? Неспособна я на глубокие чувства?

Мы добрались до места во главе стола, и нам, конечно, тут же пришлось исполнить «горько!». Омерзительный обычай! Хотя на чужих свадьбах мне тоже доставляло прямо-таки садистское удовольствие орать в общем хоре. Почему, не знаю. Сейчас я чувствовала себя крайне нелепо. Одна надежда, что это в последний раз.

— Горько! Горько! — заходились воплями гости.

Толя тоже орал. По-моему, громче всех. А потом еще, сволочь, громко отсчитывал секунды, пока мы целовались. Ну, ничего. Ему-то я отомщу. У них с Лялькой всего через две недели свадьба. Вот и оттянусь вволю.

Утром меня разбудил телефон. Виталий даже не шелохнулся. Трубку пришлось взять мне. Я с трудом до нее доковыляла. Это оказалась Лялька.

— Погоди, — пересохшими губами прошептала я. — Сперва доберусь до кухни и попью. А то во рту как кошка накакала.

Жадно осушив стакан воды пополам с грейпфрутовым соком, я плотно прикрыла дверь и вытянулась на диванчике. Как же хорошо, что я его не выкинула. Мама мне все уши прожужжала:

— Избавься от этой рухляди и оставь одни стулья. Так будет гораздо более стильно и современно. А из-за этого гроба у тебя в кухне теснотища.

Ну и где бы я тогда сейчас лежала? Не говоря уж о том, что здесь ночует сын Виталия, Егор, когда гостит у нас с ночевкой. Замечательный и очень полезный диванчик. В особенности наутро после собственной свадьбы.

— Ты, слышу, опять заснула? — полюбопытствовала Лялька. — Сколько мне тебя еще ждать?

— А что случилось? Я вся внимание.

— Ты карточку читала? — выдохнула она.

— Какую еще карточку?

— Ту самую, которую я тебе должна отдать.

— Ничего не понимаю. Вы что, уже фотографии сделали?

— При чем тут фотографии? Совсем ничего не помнишь? Визитную карточку кто мне сунул?

— Я-то откуда знаю?

— Ну мужика визитку кто мне вчера отдал на хранение, а потом просил вернуть?

— О, Господи!

Я все вспомнила, и мне сделалось стыдно. Вроде и выпила в тот момент немного. Что меня дернуло выкинуть такой фортель?

— Лялька, выброси ее и забудем, — решительно произнесла я.

— А вот это ты зря, — сказала подруга. — Там, между прочим, написано, что он независимый продюсер. Компания «Миллениум-С».

— Плевать. Я не актриса, а, если ты помнишь, писательница.

— Дура, он может тебя экранизировать! — захлебнулась от возмущения Лялька.

— Ты думаешь, он меня узнал, поэтому и клеиться начал? — от этой догадки меня почему-то охватило ужасное разочарование. — Хотя нет, Лялька, не похоже. — Я и сама толком не понимала, кого убеждаю: ее или саму себя. — Он мое имя спрашивал.

— Может, узнал, а может, и нет, — откликнулась моя подруга. — Сам он вряд ли твои криминальные мелодрамы читает. Эти продюсеры вообще не по части чтения. Они деньги ищут для проектов. С другой стороны, ты у нас теперь фигура известная. По телевидению и в газетах мелькаешь. Так что, в принципе, мог и узнать.