Так начиналась Мещура - [21]

Неожиданно из Ёлдино приехал уполномоченный с двумя помощниками. На лошадях. Подъехали к единственному дому — конторе-складу. Охранник, как всегда, отправил всех на работу, проверил строительство землянок. Возвращаясь, увидел чужих.

— Где комендант? — спрыгнул с лошади уполномоченный.

Юрий молча показал на дверь конторы. Начальник шагнул в неё. Там ещё крепко спал Акакий Африканович.

— Товарищ Кочегаров, подъём! — скомандовал уполномоченный.

Тот вскочил, ничего не понимая.

— Я, я, я сейчас, — растерянно засуетился комендант.

— Я подожду на улице, — уполномоченный вышел. — А Вы кто, товарищ? — обратился он к Юрию.

— Я охранник, Юрий Николаевич Щанов.

Выскочил Кочегаров. Он то ли испугался, то ли обрадовался — непонятно, чего больше.

— Товарищ комендант, доложите обстановку. Как идёт работа? Подготовка к зиме? Покажите учёт работающих в лесу, учёт снабжения. Это мои помощники, они в ваших записях разберутся.

— Да-да, сейчас. Юра, иди-ка сюда, — они зашли в контору. — Где тетради?

— Вот, у Николая Петровича были записи. А ваши, я не знаю.

— Не знаешь, не знаешь, их не было. Не знает он. Мог бы и записывать.

— Я и вправду не знаю, что и когда писать.

— Ладно, иди, — комендант снова выскочил на улицу. — Вот, товарищ уполномоченный, эти тетради я нашёл. А последние куда-то сунул, не могу найти, запамятовал. Здоровье моё барахлит.

— Ясно. Отдай тетради помощникам. Идём, объекты покажешь.

— Можно, Юра с нами пойдёт? Он у меня за заместителя. Я болею, сердечко пошаливает, так он за меня.

— Ну что ж, пусть идёт. Охранник всё-таки.

Юрий повёл уполномоченного по бригадам. А те и без коменданта знали своё дело. Работой лесорубов уполномоченный остался доволен.

— Но нас интересует ледянка. К зиме она должна быть готова. Выделяем сто лошадей, чтобы зимой по ней возить лес.

— Какая ледянка? — испугался комендант.

— Ну отсыпка дороги, строительство колодцев. Где у вас? Пошли, посмотрим.

— Э-э-э, — моргал глазами Акакий, глядя на охранника.

— Да-да, идёмте, — не растерялся Юрий. Он повёл их к бригаде Матвея.

Сделано было мало — шесть колодцев и отсыпка дороги между ними.

— Да, маловато. Такими темпами к зиме не управимся, — покачал головой проверяющий.

— Можно? — спросил охранник.

— Да, что скажешь?

— Заканчиваем строительство землянок, оставим там только одну бригаду, освободившихся мужчин направим сюда. Так ещё Николай Петрович говорил.

Кочегаров молчал. Он только удивлённо осматривал объект, который видел впервые.

— Что скажете, товарищ комендант?

— Да вот стараемся, как можем, — оправдывался он.

— В бараке у лесорубов были? Они не помогают вам? — поинтересовался проверяющий.

И опять — растерянный, беспомощный взгляд коменданта. Видно было, что он слышит об этом впервые.

— Товарищ комендант, — не выдержал уполномоченный, — вы вообще чем тут занимаетесь? За это время, что вы здесь, можно и получше узнать свои объекты. Не такое уж большое пространство вам вверено.

Акакий стоял, как нашкодивший школьник, по стойке «смирно», виновато опустив глаза.

— Далеко барак? — спросил начальник Юрия.

— От посёлка километрах в трёх. Местечко называется Красное. Туда эта дорога, которую мы отсыпаем, и ведёт.

— Ладно, сегодня не пойдём. Тем более они сейчас наверняка на работе в лесу. А ты, Акакий, наведайся. Потом спрошу. Ещё землянки посмотрим.

— Да-да, — чуть не вприпрыжку побежал следом Кочегаров.

И тут он толком не смог ответить ни на один вопрос. Всё пояснял охранник.

Вернулись к конторе-складу. Помощники доложили, что записи велись аккуратно, но они старые, от предыдущего коменданта, а от этого записей нет.

— Положил куда-то, запамятовал, — опять принялся оправдываться Акакий.

— Картина ясная, — подытожил уполномоченный.

— Можно обратиться? — умоляюще сложил руки на груди комендант.

— Ну.

— Рапорт. Я написал рапорт. По состоянию здоровья. Я здесь не могу. У меня останавливается сердце. Замените меня, пожалуйста. И люди здесь… люди здесь… Они меня не уважают. Они меня обзывают.

— Как обзывают? — заинтересовался начальник.

— Они меня назвали… они меня… плохо они меня назвали. Так что прошу отозвать меня из Мещуры. По состоянию здоровья. Мне противопоказана эта местность, эти люди. Я очень плохо себя чувствую, не сплю, задыхаюсь, сердце останавливается…

Он говорил, не умолкая.

— Всё, я понял. Неси рапорт. Передам. Рассмотрим. О решении узнаешь.

— А сейчас что?

— А пока работай, работай, дружище, — похлопал его по плечу уполномоченный. И на прощанье, уже верхом на лошади, сказал: — Вот из-за таких недоучек и работничков, как ты, Акакий, люди и не любят Советскую власть. А ты, охранник Юрий Николаевич, мне понравился. Надеюсь, ещё встретимся.

После отъезда проверяющих Кочегаров пообедал и лёг, не вставал до вечера — так велико было потрясение. Даже охранник испугался, не заболел ли действительно комендант.

Но вечером он встал:

— Юра, дай-ка мне записи Николая Петровича и чистую тетрадку с карандашом приготовь. Утром разбуди — вместе пойдём. — Вечером, при лампе, Кочегаров изучал записи бывшего коменданта и что-то записывал уже в свою тетрадь.

С этого дня комендант чаще стал бывать на людях и уже не выглядел барином, но Юрий везде его сопровождал. Людей Акакий всё-таки побаивался.