Юра оторвался от матери и бросился в поле. Еще несколько деревенских ребятишек последовало его примеру.
Их ожидало разочарование: на обширном поле за деревней не было и следа самолетов. В разных местах подымались дымы, но то были костры пастухов, угоняющих на восток смоленские стада, костры беженцев или же то догорали строения, подожженные немецкими зажигалками.
— Улетели, видать…
— К базе своей потянули…
Ребятишки повернули назад. Юра остался. Он жадно оглядывал окрестность, вдруг сорвался и побежал через поле к можжевеловой поросли, за которой в низине лежало болото.
Там они оказались. Один самолет, целехонький, стоял на твердой земле, другой исходил последним дымком в теплой жиже торфяного болота. Видно, его погасило болотной влагой.
Юра подошел совсем близко, но пилоты не замечали его. Старший бинтовал своему молодому белобрысому товарищу раненую руку. Тому было очень больно, и, чтобы скрыть это, он на все лады честил Гитлера.
— В бога… в душу… в мать Адольфа!..
— Больно, да? — спросил старший.
— Чепуха!.. Если бы не ты, стучаться бы мне у райских врат.
— Ладно!..
— Я тебе этого сроду не забуду.
— Не трави баланду! — сердито оборвал старший. Он кончил бинтовать и заметил Юру. — Эй, пацан, это что за деревня?
— Это не деревня — село, — застенчиво пробормотал Юра.
— Вот формалист! Ну, село…
— Клушино.
Летчик достал из планшета карту, развернул.
Юре очень хотелось посмотреть, что это за карта, но, уважая военную тайну, он пересилил себя.
— Понятно, — пробормотал летчик. — Как звать-то?
— Юра… Юрий Алексеевич.
— Ого! А фамилия у тебя есть?
— Гагарин.
— Хорошая фамилия, княжеская.
— Не, мы колхозные.
— Того лучше. Председатель у вас толковый?
— Ага… — И, вспомнив слова, что говорили взрослые, Юра добавил серьезно: — Хозяйственный и зашибает в меру.
Оба летчика рассмеялись.
— Вон как здорово! Записку ему отнесешь.
Подложив планшет под листок, вырванный из блокнота, пожилой летчик принялся что-то писать.
— Дядь, а вас на фронте подбили? — спросил Юра раненого.
— Факт, не в пивной, — морщась, ответил тот.
— А он чего так низко летел? — спросил Юра о старшем.
— Меня прикрывал.
— Как — прикрывал?
— От врагов оборонял. Это, браток, взаимовыручкой называется. Запомни это слово.
— Я запомню. Дядь, а когда летаешь, звезды близко видны?
— Еще бы! — усмехнулся раненый. Как на ладони.
— А там кто есть?
— Вот не скажу. Так высоко мы еще не залетали. А сейчас и вовсе не до звезд. Начнешь звезды считать — тут тебе немец и всыпет.
— Значит, вы звезды считали?
— А тебе пальца в рот не клади! Я ихнюю колонну поливал и от снаряда не уберегся.
— Слушай, Юрий Алексеевич, тебе боевое задание, сказал пожилой летчик. — Передашь вот эту записку вашему преду. Понятно?
— А вы не улетите? — с тоской спросил мальчик.
Летчики переглянулись.
— Мы здесь зимовать останемся, — пошутил молодой.
— Нам воевать надо, — серьезно сказал старший. — А ну-ка, исполнять! Живо! Одна нога здесь, другая там!
Юра опрометью кинулся выполнять первое в своей жизни боевое задание…
По пути он чуть не сшиб с ног горбатенькую соседку тетю Пашу.
— Ишь, оглашенный!.. Глаза потерял?..
— Теть Паша, ты председателя не видела?
— На площади он… Ополченцев провожает.
Юра попал на «площадь» — утоптанное малое пространство перед правлением колхоза с билом посередине, — когда председатель Сурганов заканчивал напутственное слово клушинским народным ополченцам.
— …От века клушинцы бесстрашно ломали горло врагам России. Не посрамит боевой славы нашей земли клушинское народное ополчение. Ждем вас с победой, товарищи!..
Председатель вроде хотел еще что-то добавить, но тут его кто-то сильно потянул за локоть. Он оглянулся и увидел гагаринского мальчонку.
— Чего тебе?..
Юра таинственно поманил его в сторону. Сурганов удивленно повиновался и получил в ладонь записку летчиков.
Пока он разбирал наспех набросанные строки, ополчение построилось в походный порядок, развернулось и двинулось в сторону Гжатска. «По долинам и по взгорьям шла дивизия вперед» — хрипловато и дружно понеслось над Клушином.
— Все ясно, — сказал председатель. — Они на болоте?
— Ага, за вырубкой.
— Ладно. Задание ты выполнил. Можешь быть свободен. Только ни-ни! — Скрывая улыбку, Сурганов прижал палец к обветренным губам. — Военная тайна…
Анна Тимофеевна не без любопытства наблюдала за таинственными переговорами сына с председателем, но тут внимание ее отвлек Алексей Иванович, возникший невесть откуда и присоединившийся к колонне ополченцев. Он был повязан ремнем поверх своего вытертого пиджака, в сапогах и старой армейской фуражке, с «сидором» за плечами. Она охнула, бросилась было к нему, но вдруг раздумала.
Командир ополчения подошел к непрошеному хромому добровольцу и что-то сказал ему. Алексей Иванович сделал вид, что не слышит, и продолжал шагать в строю. Командир, приблизив ладонь ко рту, бросил какую-то команду, ополчение прибавило шагу. Гагарин изо всех сил старался не отставать.
Ополчение перевалило через бугор и двинулось чуть не на рысях полем в ту сторону, где небо обливалось зарницами залпов. Гагарин отстал. Он старался изо всех сил, но против рожна не попрешь — не позволяла калеченая нога. Он отставал все сильнее и сильнее. Потом остановился, грустно и сердито поглядел вослед уходящим, плюнул и повернул назад.