Так кто же виноват в трагедии 1941 года? - [57]

Но самое поразительное заключается в том, что всего через несколько часов после окончания совещания в Оберзальцберге отношение фюрера к России меняется кардинальным образом. Гитлер внезапно резко интенсифицирует переговорный процесс с Москвой. В результате Риббентроп в 22 часа 53 минуты 14 августа посылает в Москву Шуленбургу телеграмму весьма пикантного содержания:

«Кризис германо-польских отношений, спровоцированный политикой Англии, и попытки организации союза на основе этой политики делают желательным скорейшее выяснение германо-русских отношений. В противном случае… дела могут принять такой оборот, что оба правительства лишатся возможности восстановить германо-советскую дружбу и совместно разрешить территориальные вопросы, связанные с Восточной Европой. Правительства обеих стран не должны выпускать сложившуюся ситуацию из-под контроля и обязаны предпринять своевременные меры. Будет фатальной ошибкой, если вследствие незнания взглядов и намерений друг друга два народа не договорятся».

Сравните эту телеграмму с указанием германского МИДа месячной давности: в ходе переговоров не оказывать никакого давления; или же с констатацией факта, сделанного Гитлером несколько часами ранее: взаимодействие с Россией — слабый контакт… Да и не верил до сих пор фюрер, что СССР может ввязаться в польский конфликт. Этого, по его мнению, сами поляки не допустят. Даже в плане Вайс это было записано:

«Содействие России, если она вообще окажется на него способной, Польша никак не сможет принять, поскольку это означало бы ее уничтожение большевизмом».

Так что никакой острой необходимости в заключении договора с СССР у Берлина казалось бы не было! И вдруг в этом вопросе что-то кардинально изменилось. Фюреру зачем-то срочно понадобился договор с Москвой. Причем этот договор оказался ему необходимым в такой степени, что ради него он был готов пойти буквально на все. Экономическое соглашение, на которое он всего полтора месяца тому назад отверг — пожалуйста, содействие в урегулировании советско-японский конфликта — сейчас сделаем, хотите Западную Украину, Западную Белоруссию, Прибалтику… мы на все согласны.

Так чего же так испугался Гитлера вечером 14 августа, что после этого он был готов пойти на любые мыслимые уступки Сталину, лишь бы заключить с ним договор о ненападении. Позволим высказать гипотезу, объясняющую этот факт.

Фюрер, судя по всему, уже после своего доклада на совещании в Оберзальцберге осознал изъян предложенной им военно-политической стратегии. Допустив, что Англия и Франция в ответ на нападение немцев на Польшу, в принципе, могут начать блокаду или иные военные действия против Германии, нужно было продумать о дальнейшем развитии этих событий. Ведь даже успешно разбив поляков немцы в этом случае получали бы военный флюс на Западе.

Однако вести войну против Франции и Англии не имея при этом договора со Сталиным было крайне рискованно. Советы в любой момент времени могли бы ударить немцам в тыл. Так что пакт вдруг понадобился Гитлеру вовсе не из-за предстоящей войны с Польшей, а для обеспечения тыла при весьма вероятной войне Германии с Францией и Англией. Кроме того, в этих условиях практически любой договор не имел гарантий, что он будет соблюдаться.

Следовательно, в этой ситуации Гитлеру было необходимо либо заключать пакт о ненападении с Москвой, причем такой, который давал бы Германии возможность после польской кампании начать войну на Западе, или же отказавшись от планов войны с Варшавой идти на новое Мюнхенское соглашение с Лондоном и Парижем, после чего, подчинив себе Польшу и Прибалтику, начинать планировать войну с СССР.

Вот что по поводу своих соответствующих колебаний ретроспективно говорил Гитлер на совещании командующих войсками вермахта 23 ноября 1939 года:

«С самого начала я понимал, что не могу остановиться на Судетской области. Это было лишь частичное решение. Было решено занять Богемию. Затем последовало установление протектората — тем самым была создана основа для захвата Польши. Но в тот период мне еще не было ясно, должен ли я буду выступить сначала против Востока и затем против Запада или же наоборот… Объективно получилось так, что сначала пришлось начать борьбу против Польши».

Времени у Гитлера для принятия окончательного решения оставалось в обрез, и он запустил германо-советский переговорный процесс на полную катушку.

15 августа германский посол зачитал Молотову телеграмму, полученную им из Берлина прошлой ночью. В своем ответном сообщении Шуленбург отметил, что, хотя нарком приветствовал намерения Германии улучшить отношения с СССР, он, тем не менее, не дал конкретных ответов на поставленные вопросы, в том числе о возможности приезда в Москву Риббентропа.

17 августа Шуленбург снова явился на прием к Молотову. Он подтвердил готовность Германии заключить с СССР пакт о ненападении и гарантировать вместе с СССР суверенитет Прибалтийских государств. Кроме того, на этот раз германское правительство обещало также оказать влияние на Японию в целях нормализации японо-советских отношений. Шуленбург сообщил, что министр иностранных дел Германии Риббентроп готов прибыть в Москву 18 августа или в последующие дни. Немцы явно спешили, 19 августа должен был начаться выход в море подводных лодок и кораблей ВМС Германии. Все военные суда должны были быть поставлены на боевое дежурство и иметь при себе секретные пакеты с планами боевых действий на случай начала войны с Западом.