Так и было - [5]

На дворе занимался новый день, но было еще темно. Лезть за подушкой не хотелось. Он подтянул под голову рукав кожушка, чтобы поспать еще, и уже засыпал, как со двора донеслись какие-то непонятные звуки. Там не то стонал кто-то, не то ругался. Прислушался. Показалось, что непонятные звуки походили на то, как уркала свинья Зинка. Гришка протер глаза — не спит. Еще послушал, схватил топор и пошел во двор. Там снова пришлось протереть глаза — Зинка лежала на своем месте. Увидев хозяина, повернула к нему голову, но не поднялась — ноги свиньи были разбиты в кровь.

В овраг парнишка летел быстрее пули. Мать застал на ногах. Она стирала белье. Ей помогала старшая сестра, светловолосая, тоненькая Настя.

— Мамка, наша Зинка вернулась! — выпалил Гришка.

Мать и Настя недоверчиво уставились на него.

— Что мелешь, пустобрех окаянный, прости меня, господи? — роняя в таз мокрую тряпку, отозвалась наконец мать. — Отпустили ее, что ли?

— Не знаю... Сбежала, наверно, — ответил, он и добавил: — Не веришь, так иди посмотри, а не обзывайся.

Мать всплеснула руками:

— У, гаденыш! Слова ему сказать нельзя!

Принесенная Гришкой новость ошеломила. Все, кто услышал о случившемся, перегоняя друг друга, побежали домой с надеждой, что и их свиньи на месте. Не могла же одна Зинка убежать, видно, что-то случилось у фашистов, бросили они животных в пути, не до них стало Не сбылось. Одной Зинке удалось каким-то чудом убежать и найти дорогу домой.

— Вот же разумная скотина какая! — удивлялась мать. — Но не вылечить ее нам, забивать придется, а, Гришка?

— Сразу и забивать! Я ее подниму.

— Тоже мне ветеринар нашелся!

Он стоял на своем, и мать после долгого спора согласилась, однако через три дня пошла в Ивановское, где жил знакомый бойщик. Вернулась скоро, вся запаренная, будто кто гнался за ней:

— Ой, люди добрые, чего я натерпелась, чего натерпелась! Считайте, на том свете побывала! Только, значит, из оврага поднялась и пошла кустами, человек вдруг, как из преисподней, передо мной появился. Одежа на нем ни на что не похожая, зеленая какая-то и вся в пятнах. Чисто водяной из болота! На голове к чему-то мешок повязан, в руках ружье, короткое вот такое, а ствол с пятак толщиной, если не больше. Глянула я на него, и душа в пятки ускакала. А он по-русски: «Здравствуйте! Куда путь держите и зачем?».

Мать перевела дыхание, заправила под платок выбившуюся прядь мокрых волос и снова зачастила:

— Я не знаю, что и отвечать, по сторонам зыркаю, а там такие же, как этот, пятнистые. Ну, думаю, в окружение попала и что теперь будет? А этот, что дорогу загородил, говорит: «Вы не бойтесь, мамаша. Мы свои» Брешет как сивый мерин и улыбается. И такое меня тут зло взяло! Какие же, говорю, вы свои, коли одежа на вас иностранная? За дурочку меня принимаете? Они засмеялись: «Вот дает бабка! Да свои мы, свои, разведчики в маскировочных костюмах».

Оглядела я этих разведчиков еще раз — лица вроде бы наши. Смотрят на меня по-хорошему. Улыбаются. Попросила для верности других хоть что-то сказать по-русски, и — вот, бабы, штука какая — на своих ведь я напоролась! Расспросили они меня о немцах, как ведут себя, часто ли наезжают, и говорят: «Завтра освободим ваше Валышево, но вы поберегитесь, когда бой начнется». Я им: «Какой бой? Какой бой, когда у нас ни одного немца нет?». Они говорят: «Придут. Не отдадут же они вашу деревню за просто так». Ну и шут с ними, пусть воюют. Главное-то в другом — кончилось немецкое время! Некому теперь будет кур убивать, месяца паразиты не продержались — ни дна бы им, ни покрышки!..

Все это мать выговорила без перерыва, на одном дыхании и с такой убежденностью, что не поверить ей было невозможно, однако весть была такой неожиданной, что столпившиеся вокруг матери люди пришли в себя не сразу. В последние дни бои стали слышнее, но шли они еще где-то далеко, и потому не верилось, что разведчики ходят совсем рядом и освобождение наступит завтра. Однако Гришкина мать никогда во вранье замечена не была и шутить не умела. Тогда что же? Все верно! Завтра свои придут? Что тут началось! И смех и плач! Маленькие настоящий цирк устроили, на головах готовы ходить, а взрослые лишь посмеивались — свобода пришла, пусть побесятся. Лица у всех светлыми стали, беспечальными. Мать обвела собравшихся вокруг нее людей совсем счастливыми глазами:

— Кур постреляли, поросенка увели, а свинья и корова остались. Проживем как-нибудь зиму, а летом война проклятая, поди, и кончится.

— Ты же колоть Зинку собиралась, — напомнила ей вездесущая Мотаиха.

— Мало ли что я раньше хотела. Теперь-то зачем? Ветеринары снова появятся, вылечат.

3. Бомбежка

И другие так думали, но кто знает, какой бой случится и какие дома после него уцелеют? Засуетилась деревня. Все самое ценное и необходимое люди потащили в овраг: зимние вещи, запасы пищи. Угомонились под утро, когда в домах одни кровати да столы остались А красноармейцы пришли в Валышево без единого выстрела. Вначале их было немного, но скоро Валышево заполнили машины, пушки, повозки. Бойцы стали маскировать технику, окапываться. Одну машину загнали в Алешкино гумно, которое стояло за дальним от Гришкиного дома концом деревни. Колхозники, пока еще налегке, тоже поспешили к домам, чтобы и с бойцами поговорить, и жилье свое поберечь, но командиры сказали председателю, чтобы уводил людей в овраг.