Так это было - [45]

Войска приближались к имперской канцелярии и Бранденбургским воротам, от которых до рейхстага — рукой подать. «Фронтовой пятачок» становился все меньше. Весь комплекс зданий имперской канцелярии, рейхстаг, Тиргартен находились еще в руках германского командования. На этой крошечной территории стояли пушки, жерла которых были направлены на север — на площадь перед рейхстагом, на юг — на площадь перед гестапо, на восток — на Бранденбургские ворота и на запад — в район Зоологического сада. Гитлеровцы стреляли в четырех направлениях, беспрерывно, теряли одно орудие за другим, стреляли последними комплектами снарядов, но стреляли исступленно, как могут стрелять только фанатики.

В этих условиях от наших командиров требовалась особая военная выдержка, сметка, расчет.

К вечеру я направился в «свою» 3-ю ударную армию, а Горбатов остался ждать генерала И. Рослого. Ему хотелось, как он сказал, «подышать воздухом боя за имперскую канцелярию».

Уже темнело, когда мы приблизились к району Моабита. Силуэты домов сглаживались и расплывались в серо-буром тумане. Вдали виднелись всполохи и какие-то длинные голубовато-серые лучи. Как потом выяснилось, гитлеровцы из Тиргартена освещали площадь рейхстага, для того чтобы обстреливать потерянное уже ими швейцарское посольство и вести «отсечный огонь» перед «домом Гиммлера» и Кроль-оперой.

Хотя день был на исходе, бои в домах на южном берегу Шпрее не утихали. За реку переправились части двух дивизий — В. Шатилова и А. Негоды, но в их тылу, на улице Альт-Моабитштрассе, у Лертерского вокзала, на Инвалиденштрассе, шла борьба с отдельными группами гитлеровцев, каким-то образом просочившимися в наши тылы.

И все же бой за «дом Гиммлера» был в фокусе сегодняшних событий. Это шестиэтажное здание из красного задымленного кирпича, расположенное наискосок от рейхстага, было отличной исходной позицией для штурма. Вот почему комендант Берлина генерал Вейдлинг пытался превратить его в крепость. Все окна были заделаны кирпичом и превращены в амбразуры для пулеметов и автоматов, а в дверях устроены проемы для орудий, которые били прямой наводкой по мосту Мольтке, за Шпрее и по нашим тылам.

Еще утром после мощного артиллерийского налета некоторые огневые точки в «доме Гиммлера» утихли, стены двухметровой толщины были повреждены, но дом оставался целым, и отборные фашистские батальоны продолжали отстреливаться всеми видами оружия. Все же лейтенанту Кошкарбаеву со своим взводом удалось ворваться в ближайшую разбитую дверь.

Попытка найти генерала С. Переверткина или В. Шатилова не удалась. Комкор, как мне сказали офицеры штаба, «уехал в дивизию», а в какую, вроде бы они не знали, а генерал В. Шатилов на танке под орудийным огнем умчался к Лертерскому вокзалу, где для него в полукилометре оборудовали новый НП.

На танке! Это характерная черта боев тех дней, когда по освобожденным улицам города нельзя было ни пройти, ни проехать на легковой машине.

Позже генерал Шатилов рассказывал:

— Несколько минут потребовалось для того, чтобы проскочить опасную зону между моим КП и новым наблюдательным пунктом на Лертерском вокзале, но, откровенно говоря, мне показалось, что мы ехали очень долго. Уж больно много кругом рвалось всякой всячины. Вначале НП был расположен на четвертом этаже здания у Лертерского вокзала. Незадолго до моего прихода обвалился потолок и кисло пахло порохом. Я подошел к провалу окна. Внизу извивалась Шпрее. За ней, как в тумане, виделись какие-то дома.

Все в дыму… Прямо напротив нас — дом с куполом и колоннами. Рейхстаг? Как будто он. Взглянул на карту, прикинул расстояние от моста, от посольства, от бурой громады. Да, это рейхстаг… До сих пор мне не приходилось видеть фотографий или картин с изображением германского парламента… Если бы знать, что моей дивизии будет суждено его штурмовать, я бы нашел и снимки и литературу. А что я знал? Знал, что за год до прихода Гитлера к власти Клара Цеткин выступала с трибуны рейхстага и призывала бороться с фашизмом, и все. И вот теперь передо мною это колонное здание — последний военный объект, последняя крепость, которую поручено штурмовать моей дивизии… Ни один человек не в состоянии описать пережитого мною радостного волнения. Я сам не могу о нем рассказать… Я очнулся от забытья после того, как где-то рядом хлопнул снаряд, а затем другой… Пришлось спуститься вниз. Противник заметил нас…

В штабе корпуса мне сказали, что весь день, с момента, когда взвод Кошкарбаева ворвался в здание, бои шли за «дом Гиммлера». Теперь вновь — в который раз! — изменился их характер: маневр отряда, роты, взвода проходил не между улицами и переулками, как это было еще вчера в районе Моабита, а только внутри одного большого дома, где для молниеносных операций были лишь не очень короткие (как я потом увидел) коридоры, залы, кабинеты, лестницы, чердаки, подвалы…

За это здание сражались два полка: 756-й полк Зинченко из 150-й дивизии и 380-й полк Шаталина из 171-й дивизии, но успех сменялся неудачей, схватка все время усиливалась, этажи и комнаты переходили из рук в руки. Гитлеровцы пытались уйти от возмездия, но их настигал огонь пулеметов и автоматов.