Так было суждено - [3]

— Смилуйся, матушка! — Юля в сердцах бросилась на колени и обхватила ноги своей матери. — О, я несчастная! Забери меня домой! Я буду учиться вязать, готовить! Я буду смиренной овцой, если ты будешь моим пастырем! Я даже брошу курить!..

— ТЫ КУРИШЬ?!

— То есть, я не буду даже пробовать, я хотела сказать! — торопливо исправилась дочка и, набрав в грудь побольше воздуха, с запалом произнесла: — Я даже не буду ночью сидеть в интернете!!!

— День добрый, — вежливо произнесла Марина, стоя вот уже минут десять рядом с мамашей и её дочуркой, которые в упор не замечали девушку.

— О, здравствуйте! — поспешно поздоровалась мама Юли, незаметно брыкая ногой и стараясь избавиться от висевшей аморфным телом на ней дочурки.

— Здарова! — злостно брякнула Юля, отрываясь от ноги матери, с таким видом, словно у младенца только что отняли титьку. Отряхивая свои армейские бриджи от невидимых миру пылинок — школа была чиста как совесть у того самого младенца, у которого забрали титьку — и сквозь зубы поминая всех на свете не самыми лестными словами, кареглазая соизволила поднять глаза и посмотреть прямо на ту, что застала её за столь неподобающем королям занятием.

Продолжая сверлить взглядом светловолосую девушку, которая с беспристрастным выражением лица наблюдала за Юлей, пока та вставала с колен, кареглазая поняла, что «вот эта вот блондинка мне аще не нравится, не айс, и всё тут!», а затем, когда вышеупомянутая жестом пригласила их с мамой войти в просторную комнату, как бы случайно задела своим загорелым плечом девушку, на что та не обратила никакого внимания, а лишь улыбнулась и ничего так не произнесла. Однако, когда Юля уже проходила через дверной проём, Марина как бы случайно — а вдруг и правда случайно? — наступила сзади на Юлин кед. Та взвыла.

— На мои маленькие! Так посягнуть! Ну, всё! Я думала дать тебе шанс, но теперь-то…

— Юля… — мама начинала злится.

— Да, мам. Конечно, мам, — притихла бунтарка и покорно приземлилась на ближайшее кресло. Это было огромное чёрное кожаное кресло, в котором всегда сидела глава Совета Шестнадцати, то есть Марина.

К слову, о Совете Шестнадцати. Следует упомянуть, что в данной школе находились только средние и старшие классы. То есть, включая четвёртый и заканчивая одиннадцатым. Каждого класса было по два, то есть выходило две параллели на восемь классов. В каждом классе была своя староста. И, путём нехитрых математических операций, выходило всего шестнадцать старост, которые и организовывали совет. Данный совет решал самые разнообразные вопросы: от поездок учениц домой до слежения за порядком, от решения организационных вопросов до проведения консультаций и дополнительных занятий. В совете были лишь самые успешные ученицы: по успеваемости, по посещаемости, по поведению и по самым разнообразным критериям.

— Директор сейчас занят, как Вы уже поняли, — Марина обращалась преимущественно к матери Юли, а саму девушку попросту игнорировала.

«Что за безалаберная особа? И почему она попала именно в мой класс, а не в класс Иры? Вот кто-кто, а Ира точно умеет ладить с такими неотёсанными грубиянками… Вот и оправдалось моё дурное предчувствие», — устало думала Марина, посвящая маму Юли во все подробности школьной жизни. Хоть женщина и училась в этой школе, но многое уже изменилось, и теперь мама Юли с интересом слушала монотонный, как показалось Юле, рассказ девушки и периодически задавала ей те или иные вопросы.

— Юля, может, ты захочешь принять участие в становлении своей судьбы, оторвать свой тощий зад от стула этой чудной девушки Марины и задать ей несколько вопросов?

— А, ну, ок! Эу, пассажир, — обращаясь к Марине, крикнула Юля, всем своим видом не стесняясь показать, как ей не нравится эта златовласая особа с жутко-симпатичным личиком.

— Марина, — вежливо и сдержанно улыбнулась девушка, поправляя Юлю.

— Неважно, всё равно забуду, как тебя зовут. Вопросы, говорите… Когда я наконец-то свалю из этого кабинета? Где моя комната в общежитии? Можно я буду жить одна? Ты не сделаешь мне массаж ног? Кстати, принеси воды, а?

— Юля! Что ты себе позволяешь? — вспылила мама.

— Это месть за то, что ты мне не сказала, что здесь нет мальчиков! Я же со скуки подохну! Если в классе все такие, как она, то лучше пойду в море утоплюсь!..

— А я помогу, — вполголоса фыркнула Марина.

— Ах, какая романтичная смерть… Стоп… Ч… что ты сказала?! — вскакивая со стула и подбегая к Марине, прокричала Юля. Девушка нависла бы над старостой, да вот только роста они были одинакового, но у Марины было преимущество: шпильки.

— Так, мне, к сожалению пора… — торопливо взглянув на часы, произнесла женщина. Нехотя встав — видно было, что мать не хочет уходить — и бросив предупредительный взгляд своей дочери, женщина поблагодарила Марину, затем стала ловить дочь. Юля не любила этих обниманий, прощаний, целований, потому и носилась по кабинету как оголтелая, а мать бежала за ней следом.

— Семейка, да уж… — протянула Марина, смиренно наблюдая за разворачивающейся картиной.

Наконец-то Юля была поймана в железные родительские тиски, из которых никто ещё не выбирался без парочки сломанных рёбер и проткнутых этими рёбрами лёгких. Мать дала последние наставления, надавала дочери по голове за то, что она эти наставления не слушала, чмокнула Юлю в макушку и уже собиралась уходить, как внезапно остановилась у порога и произнесла: