Таинство - [46]

— Что, если бы я тебе сообщил, — тихим, почти скорбным голосом сказал Джекоб, — что два эти существа у твоих ног, которых ты так умело отправил в мир иной, были последние в своем роде?

— Последние птицы?

— Нет, — снисходительно ответил Джекоб. — Не так амбициозно. Просто последние из этого вида.

— А они были последние?

— Предположим. Что бы ты почувствовал?

— Не знаю, — честно ответил Уилл. — Ведь они всего лишь птицы.

— Вот оно как, — проворчал Джекоб. — Нет, подумай-ка еще.

Уилл повиновался. И как это уже несколько раз случалось в присутствии Стипа, его мозг стал не похож на себя, заполнился мыслями, на которые не отваживался никогда прежде. Он посмотрел на свои виновные руки — на них, казалось, билась кровь, словно в ней все еще оставалось воспоминание о пульсе птиц. Глядя на руки, он обдумывал то, что сейчас сказал Джекоб.

Предположим, что они были последние, самые последние, и совершенное им деяние необратимо. В этом мире не бывает воскресений. Ни сегодня и никогда. Предположим, что они были последние, синие с коричневым. Последние, которые прыгали по-особому, пели по-особому, устраивали брачные игры по-особому, и совокуплялись, и производили на свет Божий новых птиц, которые прыгали, пели и устраивали брачные игры по-особому.

— Ну… — пробормотал он, начиная понимать. — Я… немного изменил мир?

Он повернулся и посмотрел на Джекоба.

— В этом дело? Вот что я сделал! Я изменил мир.

— Возможно… — отозвался Джекоб.

На его лице появилась едва заметная удовлетворенная улыбка: его ученик неплохо соображает.

— Будь эти птицы последними, было бы больше, чем немного.

— А они не были? — спросил Уилл. — Я имею в виду — последними?

— А ты хотел бы, чтоб были?

Уилл так этого хотел, что не мог выразить словами. Он только кивнул в ответ.

— Может быть, как-нибудь в другой раз, — сказал Джекоб. — Не сегодня. Извини, что разочаровываю тебя, но эти…

Он посмотрел на птичьи тела в траве.

— …эти так же распространены, как мотыльки.

Уилл чувствовал себя так, будто ему сделали подарок, а потом выяснилось, что это всего лишь пустая коробочка.

— Я знаю, что ты испытываешь, Уилл. Что чувствуешь теперь. Твои руки говорят тебе, что ты сделал нечто замечательное, но ты оглядываешься, и вроде бы ничего не изменилось в мире. Верно я говорю?

— Да, — сказал Уилл.

Ему вдруг захотелось смыть бесполезную кровь со своих рук. Такие умные, такие быстрые — они заслуживают лучшего. Крови чего-то редкого, чего-то такого, чей уход будет иметь ощутимые последствия. Он наклонился и, выдрав пук травы, стал, оттирать ладони.

— И что мы теперь будем делать? — спросил он, продолжая тереть руки. — Я не хочу здесь оставаться. Я хочу…

Но он не закончил, потому что по воздуху прошла рябь, словно сама земля издала легкий вздох. Он оставил в покое руки и медленно поднялся, выронив траву.

— Что это было? — прошептал Уилл.

— Это ты сделал, не я, — ответил Джекоб.

Такого тона у Джекоба Уилл еще не слышал, и это его вовсе не вдохновило.

— Что я сделал? — сказал Уилл, оглядываясь в поисках объяснения.

Но вокруг не было видно ничего нового — все как прежде. Только деревья, и снег, и звезды.

— Я этого не хочу, — бормотал Джекоб. — Ты меня слышишь? Я этого не хочу.

Вся основательность исчезла из его голоса. И уверенность тоже.

Уилл оглянулся и увидел его ошеломленное лицо.

— Не хотите чего? — спросил он.

Джекоб обратил раздраженный взгляд на Уилла.

— В тебе больше силы, чем ты думаешь, мальчик. Гораздо больше.

— Но я ничего не делал, — возразил Уилл.

— Ты проводник?

— Кто?

— Черт побери, как же я раньше это не увидел? Как же я не увидел?

Он стал отступать от Уилла, и тут воздух сотрясся снова, причем гораздо сильнее.

— Господи милостивый. Я не хочу этого.

Боль в его голосе вызвала у Уилла панику. Он вовсе не это хотел услышать от своего идола. Он сделал все, что ему сказали.

Убил птиц, очистил и вернул нож. Даже изобразил мужественность на лице, хотя и испытывал разочарование. Так почему его избавитель бежит от него, как от бешеной собаки?

— Пожалуйста, — сказал он Стипу. — Я не хотел этого. Я не знаю, что такое сделал, но прошу прощения…

Джекоб продолжал отступать.

— Дело не в тебе. В нас. Я не хочу, чтобы твои глаза смотрели туда, где был я. По крайней мере, на него. На Томаса.

Он снова начал заговариваться, и Уилл (уверенный, что его спаситель сейчас обратится в бегство, и не менее уверенный, что, когда Джекоб исчезнет, между ними все будет кончено) протянул руку и схватил Джекоба за рукав. Тот вскрикнул и попытался вырваться, но при этом рука Уилла, искавшая что-то более надежное, чем материя, уцепилась за пальцы Джекоба. Уилл и раньше чувствовал, что, прикасаясь к нему, становится сильнее: он легко поднялся по склону холма, потому что Джекоб дотрагивался до него. Но история с ножом его как-то изменила. Он перестал быть пассивным получателем силы. Его окровавленные пальцы обрели собственные таланты, и он не мог их контролировать. Он услышал, как Джекоб снова вскрикнул. Или это был его собственный голос? Нет, голоса их обоих. Два рыдания, словно исторгаемые одной глоткой.

Опасения Джекоба были оправданны. Та самая рябь, что прошла по воздуху и отвлекла Уилла от очищения рук, усилилась в сотни раз и теперь поглотила мир, в котором они находились. Небо и земля сотряслись и в одно мгновение изменили свою конфигурацию, погрузив каждого из них в ужас. Уилл рыдал от незнания того, что происходит, Джекоб — от знания.