Таинство - [23]

— Были-были. И он заработал на этом кучу денег. Но у него, как сказала мама, не все было в порядке с головой: он воображал, что люди плохо обращаются с животными и единственный способ остановить человеческую жестокость — это создать суд, который будет защищать животных.

— И кто был судьей?

— Он и был. И присяжными, наверное. — Она пожала плечами. — Всю историю я не знаю, только отрывки…

— И поэтому он построил тот дом.

— Он его построил, но не до конца.

— У него что — кончились деньги?

— Мама говорит, его, наверное, отправили в дурдом из-за того, что он делал. То есть никто не хотел, чтобы он приводил животных в суд и издавал законы о том, как люди должны с ними обращаться.

— А он что — этим и занимался? — спросил Уилл, улыбаясь одними губами.

— Что-то вроде этого. Похоже, никто толком не знает. Его нет в живых уже сто пятьдесят лет.

— Печальная история, — заметил Уилл, думая о странном величии этого глупого Бартоломеуса.

— Его пришлось туда упрятать. Ради безопасности остальных.

— Безопасности?

— Ну, в том смысле, что он собирался обвинять людей в плохом обращении с животными. Мы все плохо с ними обращаемся. Это естественно.

Произнося эти слова, она стала похожа на свою мать. В общем добродушная, но бесчувственная. Это ее мнение, и она ни за что от него не откажется. Уилл слушал, и его намерение поделиться тем, что он видел, стало таять. Наверное, Фрэнни все же не сможет его понять. Еще решит, что он похож на Бартоломеуса и его тоже надо упрятать.

Но Фрэнни уже закончила рассказ о Суде.

— Так о чем ты говорил?

— Ни о чем, — ответил Уилл.

— Нет, ты начал что-то говорить…

— Наверное, это было не так уж важно, иначе я бы помнил, что хотел сказать. — Он поднялся. — Я, пожалуй, пойду.

Вид у Фрэнни был довольно озадаченный, но Уилл сделал вид, что ничего не заметил.

— Ну, до завтра, — сказал он.

— Ты иногда бываешь такой странный, — отозвалась Фрэнни. — Ты это знаешь?

— Нет.

— Знаешь-знаешь, — сказала она с легким упреком. — И думаю, тебе это нравится.

Уиллу не удалось сдержать улыбку.

— Может, и знаю.

Тут дверь распахнулась, и в комнату вошел Шервуд. В волосы у него были вплетены перья.

— Ты знаешь, кто я?

— Цыпленок, — сказал Уилл.

— Никакой я не цыпленок, — возмутился глубоко оскорбленный Шервуд.

— Но ты похож на цыпленка.

— Я Джеронимо.[6]

— Цыпленок Джеронимо.

— Я тебя ненавижу, — сказал Шервуд. — И все в школе тебя ненавидят.

— Шервуд, помолчи, — оборвала его Фрэнни.

— Ненавидят! — продолжал Шервуд. — Все думают, что ты полоумный. Тебя так и называют за глаза — Уильям Полоумный.

Теперь уже смеялся Шервуд.

— Полоумный Уильям! Уильям Полоумный!

Фрэнни напрасно пыталась его остановить — было ясно, что он будет гримасничать, пока не кончится запал.

— Мне плевать! — крикнул Уилл. — Ты настоящий дебил, а мне плевать!

Он схватил пальто и, обогнув Шервуда (который стал еще и пританцовывать), направился к двери. Фрэнни не удавалось угомонить брата. Он вертелся на месте, подпрыгивая и вопя.

Честно говоря, Уилл обрадовался Шервуду. Это был отличный предлог, чтобы убраться восвояси, что он и сделал, прежде чем Фрэнни приструнила своего братца. Не о чем волноваться. Он вышел из дома, миновал склад утиля и дошел до конца Самсон-роуд, а до него все еще доносились крики Шервуда.

VIII

1

— Мы переехали сюда, потому что ты так хотела, Элеонор. Пожалуйста, не забывай об этом. Мы приехали сюда из-за тебя.

— Я знаю, Хьюго.

— Так о чем ты говоришь? Хочешь, чтобы мы опять переехали?

Уилл не разобрал ответ матери. Ее тихие слова потонули в рыданиях. Но он слышал, что говорит отец.

— Господи, Элеонор, перестань рыдать. Мы не сможем поговорить, если ты будешь рыдать всякий раз, когда заходит речь о Манчестере. Если не хочешь возвращаться туда, я не возражаю, но я должен понять, чего ты хочешь. Так долго не может продолжаться — ты принимаешь столько таблеток, что и не сосчитать. Это не жизнь, Элеонор.

Что она ответила? «Я знаю»? Уиллу так показалось, хотя через дверь расслышать было непросто.

— Я хочу сделать так, как лучше для тебя. Как лучше для всех нас.

И теперь Уилл расслышал-таки слова матери.

— Я не могу здесь оставаться, — сказала она.

— Тогда давай решим окончательно: ты хочешь вернуться в Манчестер?

— Я знаю, что не могу здесь оставаться, — повторила она.

— Отлично, — сказал Хьюго. — Мы возвращаемся. Неважно, что наш дом продан. Неважно, что мы потратили на переезд тысячи фунтов. Мы просто возвращаемся.

Голос его становился громче, как и рыдания Элеонор. Уилл услышал достаточно. Он отошел от двери и поспешил наверх, скрывшись в ту минуту, когда дверь гостиной открылась и оттуда пулей вылетел отец.

2

Этот разговор поверг Уилла в панику. Нет, они не могут уехать именно сейчас, это невозможно. Теперь, когда он впервые в жизни что-то стал понимать. Возвращение в Манчестер было равносильно тюремному приговору. Там он зачахнет и умрет.

А какой оставался выбор? Только один — убежать, как он и хвастался Фрэнни. Он все тщательно спланирует, ничто не оставит на волю случая. Нужно запастись деньгами и одеждой. И еще надо знать пункт назначения. Последнее труднее всего. Деньги можно украсть (Уилл знал, где мать их прячет), одежду он соберет заранее. Но куда идти?