Таинственный Восток - [22]

Когда они наконец сели ужинать, Эрик сказал:

— Я пытаюсь дедуктивным методом, судя по вещам, которые вижу вокруг тебя, сделать выводы о твоей подруге Карен Ист.

— Правда? — нервно сказала она. — Возьми немного масла.

— Ты ее хорошо знаешь?

— Близко. Ты не нальешь мне еще вина? Пожалуйста.

Он подлил ей вина и произнес:

— Итак, сейчас, точно как Шерлок Холмс, я опишу тебе, к какому выводу пришел относительно этой Карен Ист. А ты скажешь мне, в чем я прав.

Ее аппетит сразу улетучился. Курица приобрела вкус страниц из телефонного справочника. Она попробовала весело рассмеяться, но это прозвучало весьма безжизненно.

Эрик прожевал ложку зеленых бобов, запил их глотком вина и улыбнулся.

— Начну с самого очевидного. — Он обвел взглядом гостиную. — Вон с той старой зеленой банки. Поскольку на ней написано красивыми золотыми буквами «Мука», я думал, что она содержит муку.

— Это эмалированная пятидесятифунтовая банка для муки. Такая есть на каждой американской кухне, когда женщины пекут что-то сами.

— А ты заглядывала внутрь? Я заглянул. Она вся набита газетными и журнальными вырезками — одни кулинарные рецепты. Должно быть, тысячи рецептов.

Так и есть. Это был урожай на будущее — великолепные блюда, от которых толстеешь, — Карен обещала себе, что когда-нибудь все их перепробует. Коробка была почти полна. После всех этих салатов и йогурта, порций курицы в три унции она готовилась к тому дню, когда сможет есть все, что вздумается. Поваренные книги были поэтому выстроены по всем стенам ее кухни и внизу, в кладовке. Серые эмалированные котелки и медные луженые сковороды свисали полукругом с крючьев на потолке над плитой. В сделанных вручную глиняных кувшинах и кружках стояли деревянные ложки, потемневшие от времени, и пучки сияющих стальных лопаточек и язычков.

Эрик тем временем продолжал:

— Я заметил, что соотношение поваренных книг ко всем другим равно двадцати к одному. Далее я заметил, что здесь такое количество всяких кухонных принадлежностей, что их хватило бы, чтобы открыть ресторан. И… — он наклонился вперед и, подложив руки под подбородок, оперся на них, -..все эти вещи старые и бывшие в употреблении.

Это была правда. Она никогда не покупала новых вещей. Она любила ходить по магазинам всякого старья и выискивала кастрюли, в которых когда-то булькала перловая похлебка или тушилось мясо на двенадцать человек, и шумовки, которыми снимали коричневую пену с океанов куриного супа. Она думала об этих вещах, как находящихся на отдыхе и ожидающих, когда их снова вернут к жизни.

— Итак, — сказал он, поднеся палец к носу, — из преклонного возраста и долгого использования кухонных принадлежностей я делаю вывод, что Карен Ист унаследовала свою семейную кухонную утварь. Из размеров всех этих кофейников, кастрюль и сковородок я заключаю, что это, конечно, была очень большая семья. Возможно, семья фермера, а? Из наличия поваренных книг я заключаю, что она продолжает готовить, но ушла далеко вперед в сравнении с семейными традициями. Но самый интересный ключ к пониманию ее дали мне рецепты в банке из-под муки.

— Ключ? — Его заключения звучали весьма логично, но он ударил в зеро.[16]

— О, да. Они не рассортированы, не классифицированы, не разложены в каком-то порядке. Очевидно, ими еще не пользовались. О чем это говорит?

— Что у нее не было еще возможности воспользоваться ими?

— Вот именно! А что, мой дорогой Ватсон, может помешать женщине, которая интересуется готовкой так, что сохраняет и использует все эти старые вещи и владеет сотнями поваренных книг?

Карен покачала головой.

— Она соблюдает диету! — с триумфом воскликнул он. — Ваша подруга Карен, должно быть, весит фунтов триста. Я прав? И врачи ради ее здоровья и направили ее в этот круиз? Она ходит вперевалку, да? — И он раскатисто захохотал.

— Это очень зло!

— Ха! Но я знаю, что прав.

Карен убрала со стола и подала десерт. Сейчас не время рассказывать ему правду. Нет. Определенно не сейчас. Пусть себе думает, что Карен Ист толстуха. Карен почувствовала легкое угрызение совести, но только легкое.

Пока они разговаривали, сгустились сумерки. Оранжевый диск солнца драматично повис над Гудзон-Ривер, а затем глупо скользнул в сторону и спустился к Нью-Джерси. Темнота подступала, а Карен и Эрик все еще болтали. Мерцающие свечи отбрасывали на стену за спиной Эрика его колыхающуюся тень. Его плечи казались на ней шириной в девять футов. Карен все болтала, оттягивая момент, о котором по-настоящему только и думала, тот момент, когда Эрик возьмет ее в свои руки, а она должна будет сказать ему: «Нет, только не сегодня».

Неожиданно он отодвинул стул, встал над столом и заграбастал ее в свои объятия раньше, чем она успела запротестовать.

— Дорогая Индира, — пробормотал он, коснувшись губами ее щеки, — я так долго ждал этого момента. Я боялся, что он никогда не наступит. — Его руки, его чудесные руки скользнули вниз, легли на ее талию сзади.

— Я тоже, — согласилась она раньше, чем вспомнила, что этот момент сегодня не должен был состояться.

— Мы снова создадим наш секретный сад, и в темноте нашей тайной ночи ты явишь мне свое волшебство. — Он погрузил руку в ее волосы и жадно прильнул к ее губам.