Таинственный Восток - [2]

Карен отшатнулась, схватила Эйлин за обе руки, чтобы угомонить, и сказала:

— Эйлин, ты сошла с ума. Я не собираюсь быть индианкой. Не могу я быть индианкой.

Эйлин попыталась вырваться, но Карен держала ее крепко.

Эйлин закрыла глаза, сделала глубокий вдох, потом медленно выдохнула и взглянула Карен прямо в глаза.

— Карен, я говорила тебе, что у меня в каталоге только две индианки и обе сейчас отсутствуют. Ты что, не понимаешь? Эрик Сондерсен ждет за дверью, и он уверен, что я предоставлю ему индианку.

Ее голос поднялся на высокую ноту, близкую к истерике.

— Мое агентство никогда не отпускало клиента восвояси из-за отсутствия модели. Никогда!

— Но, Эйлин…

— С твоим загаром и с помощью соответствующего грима ты справишься! — Она вырвала наконец свои руки. — Я нахожу, что ты выглядишь великолепно.

— Но это же не маскарад. Эйлин, к тому же я не знаю об Индии самых элементарных вещей.

— Неужели ты думаешь, что датчане, которые сидят где-то там, на макушке Европы, окруженные снегами и фьордами, полными селедок, что-то знают об Индии. Если мы сможем обмануть его на пять минут сегодня утром, то все, что нам потребуется, это покрасить твои волосы и брови в черный цвет.

— Перекрасить мои волосы? Эйлин!

— Взгляни в зеркало. Что ты видишь? Карен взглянула. Она увидела загорелую Катрин Денев в гриме для исполнения арии в «Лакме».

— Но это никогда не сработает! — шептала она, отчаянно мотая головой, пока Эйлин выводила ее в кабинет и усаживала спиной к свету.

— Подожди! — вскричала Карен, когда Эйлин потянулась к трубке. — Я не могу говорить на хинди.

— Шанта и Джасманти тоже не могут, дорогая. Они обе выросли в Бронксе. Нэнси! — произнесла она в трубку. — Мы готовы, присылайте его. — И она поспешила к двери.

Напряженно вцепившись обеими руками в кресло, Карен смотрела на дверь и спрашивала себя, как это она позволила Эйлин втянуть ее в эту авантюру. Никто на свете — даже датчанин — никогда не примет ее за индианку. Все это просто смешно. Глядя озабоченно, как Эйлин открывает дверь, она вся напряглась, но потом расслабилась. Эйлин разговаривала, кажется, с другой моделью, мужчиной, который пытался втиснуться за всегда настороженной Нэнси и застрял в дверях.

Что ж, в своем роде он очень хорош, подумала она профессионально. Суровое, слегка угловатое лицо, чувственный рот — для фотографа трудное сочетание, но очень эффектное, если получается. Такой же блондин, как и Карен, много выше шести футов росту, он походил на викинга, воина, чьи мужественные черты были смягчены долгим пребыванием на теплом всепрощающем юге. И ей понравилась его манера одеваться. На нем был элегантный костюм из голубоватого полотна в елочку и открытая рубашка цвета лимонных леденцов. Она подумала о том, как ее восхищают мужчины, которые достаточно уверены в своей мужественности, чтобы носить одежды пастельных тонов, но тут в горле у нее пересохло. Эйлиц никогда не имела дело с мужчинами-манекенщиками. Только с женщинами.

Он что-то объяснял Эйлин о каких-то дополнительных фотографиях для людей, занимающихся шелком, и хотя Карен не могла разобрать все, что он говорил, она услышала достаточно, чтобы оценить его глубокий голос и превосходный, с присутствием британской утонченности, английский. Глаза его были серые, как, по крайней мере, казалось с такого расстояния. Он откашлялся, пытаясь проглотить сухой комок в горле.

Не переставая говорить, мужчина поднял голову и встретил ее взгляд. И тут же замер на середине фразы, уставившись на нее поверх головы Эйлин. Его глаза широко раскрылись, и, не обращая уже внимания на то, что ему говорила Эйлин, он шагнул вперед. Карен, которая уже успела разглядеть, что глаза его, как она и предполагала, серые — цвета мягкого весеннего дождя и туманных фьордов, вдруг отчетливо ощутила глупость своего положения. По коже ее пробежал холодок смущения, она опустила глаза и воззрилась на свои сцепившиеся от напряжения руки.

Мужчина наклонился, протянул ей руку и мягким голосом сказал:

— Потупленные глаза так выразительны. Природная застенчивость Востока, к сожалению, это то, чего так мало в нашей западной культуре. Не так ли? Моя фамилия Сондерсен.

Для нее оказалось не так-то просто отказаться принять его руку.

Карен заставила свои пальцы не задрожать от его прикосновения, а затем быстро их отдернула. Она подняла глаза. Разглядывать его через густо намазанные черные ресницы было все равно, что глядеть сквозь частую изгородь. Мужчина улыбался. У него был широкий рот, губы не полные, но поразительно яркие. Это был рот, привыкший улыбаться, его уголки изгибались как бы сами собой.

— Эрик Сондерсен, — повторил он.

— Это Индира Сингх, — с беспокойством сказала Эйлин.

— Очаровательна, — сказал будущий фотограф Карен…

Не решаясь произнести ни слова, она чувствовала, что тонет в манящем тумане его глаз.

— Пройдитесь, пожалуйста, — сказал Эрик Сондерсен, блеснув глазами.

Карен осторожно прошлась от своего кресла до двери, размышляя, меняют ли его глаза цвет в зависимости от настроения. Ведь датчане, кажется, угрюмые? Она дотронулась до двери.

«Открывай дверь и беги! — приказала она себе. — Удирай отсюда!» Но вместо Этого она медленно повернулась и пошла к нему, размышляя, темнеют ли его глаза, когда он занимается любовью.