Таинственный монах - [33]

Глава VIII

В первых числах декабря государь приехал в Москву. Осмотрев работы Корчмина, он остался ими доволен, пригласил как его, так и Гришу к себе на обед. Явившись во дворец они нашли там Эрбаха и Глюка. Пред самым обедом из внутренних покоев вышла Екатерина, бывшая питомица Глюка. Навстречу ей поспешил Петр Алексеевич, взял ее за руку и подведя в Глюку сказал:

– Рекомендую вам, добрый мой пастор мою жену, императрицу Екатерину.

Обед прошел оживленно. Государь спрашивал Корчмина о здоровья его супруги, на что тот отвечал, что она стала было поправляться, а теперь снова недомогает и худеет. Гриша сидел как на раскаленных угольях, особенно когда Меньшиков стал подтрунивать над ним, намекая на любовь его к Марии Трубецкой. Он чувствовал, что ласковость Меньшикова слишком далека от той дружбы, какая была между ними в прежние времена. Впрочем, он имел довольно рассудительности, что бы не винить царского любимца за его перемену: Гриша только просил его, чтобы он исходатайствовал прощение его отцу, как равно и о том, чтобы он сам был отправлен в армию. Меньшиков удивился последнему желанию Гриши, но тем не менее обещал ему свое содействие во всем.

Обед кончился и Корчмин опять потащил к себе Гришу допивать порцию, которою он не посмел воспользоваться за царским столом.

Царь Петр Алексеевич разорвал союз с Польским королем Августом, должен был один воевать с Карлом XII, наводившим ужас на всю Европу своими победами. Сколько ни уверен был Петр в преданности своего народа и храбрости своего войска, наконец в правоте своего деда, но тем не менее он взыскивал средства, чтобы отклонить бурю, грозившую разразиться над Россиею. Два раза предлагал мир Карлу, но тот с надменною дерзостью отвечал, что в Москве он поговорить об этом. Оставалось покориться необходимости и вверясь Провидению готовиться к решительной борьбе. Все меры к защите отечества были исчерпаны.

Малороссийские казаки, управляемые гетманом Мазепою, не смотря на свою многочисленность, нигде не имели значительного влияния на действия войны. Не имея надлежащей дисциплины и военной регулярной подготовки, они были бессильны против Шведов. Но тем не менее Мазепа, живя в своей столице городе Батурине, деятельно занимался воинственными приготовлениями. Он был мрачен и печален: какая то забота глубже и глубже врезывалась в морщины его лица и никто из приближенных не смел его спрашивать о причине, так как он давно уже стал недоступным.

Однажды поздним вечером, когда уже весь город спал, одно окно дома, в котором жил гетман было освещено. Мазепе нетерпеливо ходил по комнате и по временам поглядывал на дверь, как бы ожидая кого то. Действительно, скоро послышался легкий стук в дверь и по слову Мазепы: войди! в комнату вошел старик, с виду гораздо старше Мазепы. Но этот внешний старческий вид был обманчив. Всматриваясь внимательно в лицо этого старца, изборожденное глубокими морщинами, можно было заметить в нем признаки жизненности и сильных душевных способностей. Дикий огонь в глазах, быстрые телодвижения и твердый, звучный голос изобличали в нем еще не угасшую телесную силу.

– Я тебя долго ждал, Василий, – сказал Мазепа вошедшему старику.

– Не беспокойся, друг Иван, я никогда и нигде не опоздаю. Вот с твоей стороны так я боюсь, чтобы робкая нерешимость твоя не погубила нашего отечества, – сказал старик.

– Рука Мазепы не допустит его до падения! – с гордостью сказал Мазепа.

– Гордым Бог противится, друг Иван. Были руки не бессильнее твоих, но злая судьба сокрушила и всадника и колесницу.

– Что ты сам скажешь решительного? Тебе известны мои и Карла XII предложения и мы только ждем твоего слова, чтобы действовать с разных сторон. С лишком 20 лет был я верным союзником царя Петра…

– Не говори, Иван, при мне пустых слов: не союзником, а слугою был ты царю Петру. Своими происками ты некогда сверг меня, а потом Самойловича, чтобы захватить в свои руки гетманскую булаву. Теперь Карл предлагает тебе корону самостоятельного, независимого князя. Что же тебе больше.

– Уверенности! – мрачно ответил Мазепа.

– Карл даст тебе письменное обещание в исполнении своих слов, – сказал старик.

– Той, которая убедила бы меня, что Карл победит царя Петра, – отвечал Мазепа.

– Я не сомневаюсь в этой победе, – возразил старик с жаром.

Долго доказывал старик неотразимую верность победы Карла над русским царем. Душа честолюбца Мазепы вспыхнула огнем решимости и он сказал.

– Ты прав, Василий! Царь Петр должен пасть. Спасем же себя и свою отчизну. Неси Карлу мое согласие на его предложение.

– Подпиши, Иван, эту бумагу, иначе Карл мне не поверит, – сказал старик, вынимая из-за пазухи сверток.

Дрожащей рукою подписал Мазепа бумагу и подал старику, который бережно положил ее за пазуху, пристально посмотрел в глаза Мазепы и, с полуулыбкой сказал:

– Иван! Иван! Ты трусишь!

– Какой вздор! Можно ли меня подозревать в трусости?

– Хочешь ли я докажу тебе это одним словом. – Как ты думаешь например: что бы царь Петр дал мне за эту бумагу?

Лицо Мазепы покрылось смертельною бледностью. Он сделал невольное движение, чтобы взять ее назад, но старик спокойно сказал: