Таинственный монах - [21]

– О чем был этот вздох? – спросил Иона, обращаясь к Грише.

Гриша молчал.

– Дети! и целый век дети! отними у них игрушку и они расплачутся.

– Напрасно ты упрекаешь меня, дядя. Эта женщина всем для меня пожертвовала. Она целые пять лет услаждала мою жизнь и вероятно не переживет разлуки со мною.

Иона бросил презрительный взор на племянника. Уста его искривились злобною улыбкою и он сказал:

– Смерть от разлуки еще неслыханное дело. Когда же ты, Григорий, будешь мужчиной? Но скажи мне, не знает ли Груша куда и зачем мы идем?

Гриша смутился и нерешительно отвечал:

– Я ей не сказывал.

– Несчастный юноша! Ты произнес её смертный приговор! И вот твоя благодарность ей за то, что она, как ты говоришь, пожертвовала для тебя многим.

– Но, любезный дядя, я в молчании её уверен, как в своем собственном!

– Бедная Груня! не ждала ты за свою любовь такой платы, – злорадствовал Иона с презрением вперив глаза в своего племянника.

– Но неужели ты, дядя, посягнешь на жизнь беззащитной женщины!? – вскричал Гриша.

– Что же, безумец, тебя я должен казнить за измену товарищам? – гневно закричал Иона.

– Убей меня, но не трогай Груни, – отвечал решительным голосом Гриша.

– Ты вполне заслуживаешь этого, но я не хочу проливать кровь сына брата моего.

– Пощади, ради бога пощади ее! – умоляющим голосом сказал Гриша, простирая трепещущие руки к своему ужасному дяде.

– Ты хочешь, чтобы я участь тысячей храбрых воинов поверил языку женщины? Ступай приготовить твоих стрельцов к походу, через два или три часа мы двинемся.

Гриша повиновался непреклонной воле своего дяди и как бы лишенный чувств и мыслей вышел. В скором времени, в комнате раздался выстрел. Услыхав его, несколько стрельцов вбежали по лестнице, но их встретил Иона с налитыми кровью глазами и сурово крикнул:

– Чего вам здесь нужно? Ступайте на свои места.

Безмолвно повиновались стрельцы, а Иона тоже вышел из дома и скорыми шагами пошел за заставу на сборное место. Через час полки стрельцов двинулись в поход.

Глава III

Воскресенский монастырь, находящейся в 40 верстах от Москвы построен при царе Алексее Михайловиче на подобие Иерусалимского храма Воскресения Христова, для снятия видов с оного, по царскому повелению был послан келарь Сергиево Троицкой Лавры Арсений Суханов. В эпоху нашего рассказа он не блистал еще настоящими богатствами и не имел того множества построек, как теперь, но местоположение его было столь же прекрасно. Высокая крепкая стена окружала его, но для защиты святыни не было ничего предпринято.

В конце июня 1698 года к воротам Воскресенского монастыри подъехали две большие колымаги, несколько кибиток и телег, сопровождаемых вдобавок многочисленными всадниками. Большая часть путешественников, выйдя из экипажей, подошли к монастырским воротам и ударили в колокол, возвещая тем, что богомольцы приехали в монастырь. Немедленно выбежал служка с ключами отпирать ворота, а за ним вышел и инок, к которому прибывшие подошли под благословение и один из них – старик объявил, что они желают отслужить молебен Христу Спасителю. Инок поспешил исполнить их желание и повел в церковь. Но окончании службы, путешественники выразили желание осмотреть монастырь. Главными лицами из путешественников были двое мужчин и две женщины по-видимому знатного рода, которым все остальные раболепно прислуживали. Старшего мужчину, уже пожилого, но статного, высокого и с важным видом, все называли сиятельным князем. Второй мужчина был молодой, худощавый с безжизненным лицом, Старший мужчина называл старшую даму женою, а младшую – дочерью. Молодой мужчина увивался около всех троих, но на него, кроме князя никто не обращал внимания и даже не удостаивали ответами на его вопросы.

Из рассказов инока, сопровождавшего путешественников по монастырю, последние узнали, что в Воскресенском монастыре проживает архиепископ Досифей, удаленный царем Петром Алексеевичем от дел церковных и паствы с повелением жить безотлучно в названном монастыре, так как Досифей пользовался особым доверием и расположением правительницы Софии, удаленной, как нам уже известно в Новодевичий монастырь.

– Ах! я с ним знаком, – сказал сиятельный князь. – Да и ты, князь Федор, кажись тоже должен его помнить, – прибавил он, обращаясь к молодому человеку.

– Очень мало помню, князь Иван Михайлович, я тогда был еще очень молод, – отвечал молодой человек каким-то жалобным тоном.

– Годков десяти уже был, когда в этом монастыре жила твоя матушка?

– Точно так, Иван Михайлович. Но я очень смутно помню лета моего детства.

Князь Иван Михайлович обратись к сопровождавшему их иноку, сказал:

– Отец иеромонах! Потрудитесь дойти до преосвященного Досифея и сказать ему, что люди ему знакомые желали бы повидаться с ним и войти в его келью.

Иеромонах помолился и скорыми шагами пошел в келью Досифея и чрез несколько минут возвратился, доложив, что преосвященный приглашает их к себе.

Дорогою молодой человек обратясь к князю Ивану Михайловичу сказал:

– Теперь я припоминаю, что это тот самый монастырь, где мы проживали с матушкой и каждую минуту дрожали от страха беды неминучей. Скоро она и пришла. Меня взяли от матушки и отправили в Сибирь, год я пробыл колодником до воцарения Петра Алексеевича.