Таинственный монах - [18]

– А точно ли ты, боярин, не знаешь куда скрылся монах? Подумай, хорошенько, быть может и вспомнишь. Своя голова всегда дороже чужой, – сказал Сергеев.

– Видит Бог, боярин, не знаю. Он сегодня ночью бежал.

– Вот что? А в каком месте он бежал от тебя? – спросил Сергеев.

Яростный взгляд Софии остановил Щегловитого, который последними своими словами уже ясно доказывал свою виновность, а потому он спохватившись сказал:

– Я с ним не был и не видал его в прошлую ночь.

– Позвольте мне, ваше величество, отправиться к государю брату вашему и донести, сколько он исполнением воли своей обязан снисхождению и твердому содействию вашего царского величества, – сказал Сергеев, низко кланяясь царю Иоанну, а потом, обратись к Щегловитому, сказал – Время ехать, боярин. Пожалуй за мною и ты молодец, – прибавил он, обратись в Грише. – Ты же, боярин Голицын, будь готов явиться в его царскому величеству по первому зову.

– Не только на суд царя, но на суд Божий готов я всегда явиться, – твердым голосом отвечал Голицын.

Сергеев, поклонясь царю Иоанну и царевне Софии вышел. У ворот дворца стоял конвой, под которым и отправился Сергеев в Троицкую лавру с двумя пленниками.

По выходе Сергеева царь Иоанн сел в кресло и задумался. Потом обратясь к Софии сказал:

– Худо, сестра, худо! Зашли-ка поскорее кого-нибудь к брату Петру, чтобы с ним помириться, а я с своей стороны буду просить его за тебя.

С этими словами Иоанн ушел на свою половину.

Конец первой части.

Часть вторая

Глава I

Щегловитый на допросе, который производил князь Троеруков, во всем повинился и указал на своих сообщников, в числе коих была и царевна София. Он был приговорен к смертной казни, а София отправлена в Новодевичий монастырь. Что же касается до монаха Ионы, то о нем Щегловитый сообщил, что он был вовсе не монах, а какой-то разбойник и вероятно из запорожцев; причем объявил, что изловить Иону вернее всегда можно на Литовской границе. куда он приказывал немедленно отправиться своему племяннику и обещал там с ним повидаться.

Когда Троеруков по повелению царя Петра отправился в село Воздвиженское, где была София, ожидавшая ответа от патриарха, посланного ею в Троицкую лавру искать примирения с братом Петром, для того, чтобы он собственноручно отправил царевну в монастырь, царь Петр вспомнил о Грише и приказал позвать его на допрос.

Гриша вошел в залу, мрачно но спокойно окинул он взором собрание, помолился на образа и поклонился на все стороны. С минуту смотрел на него царь Петр, как бы припоминая где он его видел. Наконец он вспомнил и сказал:

– Мы с тобою, приятель, старые знакомые. Узнаешь ли ты меня?

– Если царь мог узнать своего раба, то мог ли я не узнать милосердного моего государя? – отвечал Гриша, кланяясь в пояс.

– А куда я отправил тебя после последнего нашего свидания? – спросил царь.

– Мой полк пошел на Литовскую границу, где и теперь стоит.

– Как же ты смел бежать оттуда? Знаешь ли ты, что присуждают за это законы?

– Вероятно смерть; но мы явились сюда по письменному приказу нашего начальника боярина Щегловитого.

– Знали ль вы, зачем вас вели сюда?

– На защиту царевны правительницы, угнетенных товарищей и православной веры.

Гневно вспыхнуло лице царя Петра, он топнул ногою и начал быстро ходить по комнате. Этою минутою воспользовался князь Трубецкой, давно узнавший избавителя своей дочери, чтобы подойти к Грише.

– Узнаешь ли ты меня, Григорий, – спросил он тихо боясь прервать размышления царя Петра.

Радостно прихлынула к лицу Гриши кровь при виде отца спасенной им, обожаемой Марии и он отвечал:

– Я бы должен был удивляться, что ты, князь, меня узнал.

Петр слышал этот короткий разговор и, с выражением некоторого удивления, смотрел на разговаривавших, потом, обратись к Трубецкому спросил:

– Таким образом ты, князь, знаком с этим малым?

– Это тот самый юноша, который спас жену мою и дочь, когда на меня напали разбойники на большой дороге около Вязьмы. Я об этом докладывал тебе, государь, по возвращении своем в Москву.

– Какая же это была разбойничья шайка и как ты попал в нее, Григорий? – строго спросил государь.

– Это был наш отряд переодетых стрельцов, ехавших в Москву с полковником Соковниным и моим дядей.

– Куда же девался Соковнин?

– Чтобы спасти меня, князя и его семейство от неистовства Соковнина, дядя мой убил его.

– Истинные разбойники! Им ничего не значит убить своего товарища за малейшую безделицу, – сказал царь Петр, нахмурив брови.

– В этом случае, государь, я и сам поступил бы точно также. Без помощи этого юноши и монаха, мне не увидать бы больше твоих ясных царских очей, – сказал князь Трубецкой.

– В этом малом я еще предполагаю искру добра, но в его дяде ни на копейку. Где он теперь, Григорий? – спросил Петр.

– Верно так далеко, сколько в двое суток может уехать человек, убегающий от смерти. Могу ли я сказать где именно, если он каждую минуту удаляется от Москвы?

– Но ведь он тебе велел… – тут царь вспомнил совет Троерукова скрывать от Григория слова Щегловитого, в, замявшись в речи, продолжал… – всем оставаться в Москве.

– Нет, государь, велел немедленно бежать к своему полку, где надеялся увидеться со мною.