Таинственный мир кошек - [8]

Он много раз был свидетелем моих переживаний и обычно напоминал мне, что есть более важные вещи, о которых стоит беспокоиться, чем превратности человеческих отношений. В ответ на это я сочинил в его честь песенку, которая начиналась так:

Эй, Мэггот, братишка,

Как твои делишки?

У мышей сегодня выходной?

Эй, Мэггот, братишка,

Посинели ушки?

Просто очень холодно, не но-о-о-ой!

Мне стыдно признаться, но у меня никогда не хватало смелости кастрировать Мэггота, несмотря на настойчивость его ветеринара – замечательной, доброй и заботливой женщины по имени Норин. «Ты хоть понимаешь, что во время операции твое собственное “хозяйство” не пострадает?» – спросила она меня во время одного из наших многочисленных разговоров на эту тему. Я слабо улыбнулся, но не ответил. По правде говоря, ее намек был верным: когда дело касалось Мэггота, я не мог преодолеть психологический барьер. В принципе я был «за». Я знал, что в мире и так слишком много котят. Но почему-то я не мог смириться с мыслью, что из-за меня кастрируют того, кто в то время был моим единственным близким другом мужского пола. Это казалось настоящим предательством.

Я оправдывал свое решение тем, что Мэггот не был похож ни на одного другого кота. Он был очень нежным, ласковым и привязчивым. Он был безупречно чистым. Он держался поближе к дому. Он ни разу не метил внутри дома, чтобы обозначить свою территорию. Он был крупным котом и пресекал вторжение других самцов шумной демонстрацией силы, а не прямым насилием. Кроме того, подсознательно я видел в нем настоящего мужика. Если бы он когда-либо произвел на свет котят, ответственность за них лежала бы на ком-то другом, а не на мне.

В конце концов, как это рано или поздно случается, неурядицы в моей жизни закончились. Я сделал предложение Джекс, она согласилась, и мы приступили к поиску дома, более подходящего для совместного проживания, чем мой маленький ирландский коттедж или ее однокомнатная квартира в Лондоне. Старый дом приходского священника показался нам идеальным. Мы оба волновались, как Мэггот, который к этому времени был уже взрослым котом с фиксированной территорией, отнесется к переезду, однако он пережил его гораздо лучше, чем мы ожидали. Он тщательно осмотрел каждую комнату, благосклонно согласился перекусить из личной миски и после этого, заявив права на единственный диван, который на тот момент времени нам удалось перевезти, свернулся клубком и заснул.

Через год он привел в дом жену и четверых котят.

Когда это случилось, я был на кухне. Мэггот ввалился через кошачью дверцу, мяукнул в мою сторону, а затем снова выпал наружу. Через несколько секунд он повторил все сначала. «В чем дело, Мэггот?» – спросил я. Следующая глава этой книги будет посвящена тонкостям общения с кошками, но в этом поведении не было ничего непонятного. Мэггот хотел, чтобы я последовал за ним.

Задняя дверь вела из нашей кухни в засыпанный гравием двор с большими двустворчатыми воротами, которые выходили на заросший пустырь. Мэггот стоял посреди двора, с тревогой оглядываясь назад, чтобы убедиться, что я иду за ним. Я не увидел ничего эдакого: никаких трупов грызунов, никаких мертвых птиц – ничего, что могло бы объяснить его странное поведение. Он подошел к воротам и замурлыкал-запел. Из жесткой травы, растущей на пустыре, вышла пушистая черная кошка. За ней по одному, друг за другом, шли четыре очаровательных котенка. Один был черным и пушистым, как мать. В том, кто был отцом остальных, не было никаких сомнений: все трое были точной копией Мэггота.

Мэггот с гордостью довел их до задней двери и подождал, пока я ее открою (позже он научил всех пользоваться дверью для кошек). Когда я это сделал, он провел семейство внутрь, прямо к шкафчику, где лежал кошачий корм, и выжидающе посмотрел на меня.

Согласно общепринятой точке зрения, ход событий, которые я только что описал, конечно же невозможен. Загляните в самые авторитетные источники, и вы узнаете, что отец котят не участвует в их воспитании, не проявляет интереса к их благополучию и даже при возможности убивает ради еще одного краткого полового акта с их матерью. Но Мэггот этого не знал. Он четко решил, что его подруга и котята заслуживают чего-то большего, чем зимовка в высокой траве, и привел всех в теплое, сытое и безопасное место, предварительно предупредив человека, который будет все это обеспечивать.

Исключение из правил только подтверждает правило: одного-единственного Мэггота было достаточно, чтобы показать, что шаблонные представления о кошках неверны. Осмелюсь предположить, что, хотя некоторые моменты в поведении кошек стереотипны, ни одна кошка не демонстрирует их все, а некоторые кошки – такое малое число из них, что мы вообще с трудом можем считать их кошками. Возьмем еще одного из моих котов, Воббера, который проявил себя как личность, будучи еще крошечным котенком.

Будущая мать Воббера, Брокколи, вошла в нашу садовую калитку в один прекрасный весенний день. Она была хорошо откормлена, хорошо ухожена и хорошо беременна – миниатюрное существо окраса тэбби, с белыми полосками и симпатичной мордашкой. Впоследствии она оказалась одной из немногих когда-либо знакомых мне кошек, которые действительно любили маленьких детей и не возражали, когда их тискали как плюшевую игрушку. Также выяснилось, что у нее имелся серьезный фетиш – ноги, она жевала пальцы каждого, кто опрометчиво решался ходить при ней босиком. Джекс влюбилась в нее с первого взгляда и предложила ей еду, которую та приняла, тихонько мяукнув. Они вместе отправились искать подходящую постель и остановились на картонной коробке, в которой когда-то лежали доставленные на дом овощи. Снаружи на коробке черным маркером были нацарапаны слова: «Брокколи кат. 1».