Таинственное происшествие в Стайлз. Таинственный противник. Убийство на поле для гольфа - [12]

Тем не менее внимательного и чуткого читателя в ее книгах ждут неожиданные открытия. Внешние простота и доступность отнюдь не исключают многомерности. За незамысловатым детективным антуражем, за неоднократными повторами и налетом шаблонности скрываются житейская мудрость и душевная теплота.

Своим творчеством она вполне вписывается в традиции английской литературы — традиции Джейн Остин, Анны Радклиф, сестер Бронте и Джордж Элиот.

В ее романах можно встретить то, что почти всегда отсутствовало в «высокой» литературе, — откровенное, по-детски безудержное восхищение красотой. Агата Кристи была всегда чутка к красоте, будь то красота дома, сада, картины Эмиаса Крейла[7]. И естественно — красота истины и справедливости. Наверное, ни Шерлок Холмс, ни Ниро Вульф[8], ни доктор Фел[9] не охотились за ними с таким самозабвенным азартом, как Эркюль Пуаро. Истина и справедливость были для него превыше всего личного.

Самой большой страстью писательницы было радение о торжестве справедливости, неизменное стремление к достижению равновесия, к идеалу, которому наиболее всего соответствует, пожалуй, образ мистера Кина («Загадочный мистер Кин», 1930).

Впрочем, мечты об идеале не мешали ей философски относиться к несовершенству мира. Агата Кристи не тешила себя иллюзиями. «Еще она узнала, что человеческая природа удивительно непостоянна и нельзя делить людей на „хороших“ и „плохих“, как она делала это в юности. Она видела, как один человек спасал другого, проявляя невероятный героизм и рискуя жизнью, — а затем обшаривал карманы спасенного в надежде на мелкую поживу» («Дочь есть дочь», 1952). Но она верила, что и в несовершенном мире всегда найдется место для людей с чутким сердцем и острым умом.

Нельзя не отметить и еще одно достоинство — в ее романах немало метких афоризмов. Веселая авантюрность ее политических триллеров не мешала ей с удивительной точностью, как выражаются англичане, «попасть по гвоздю»: «Как ни парадоксально, совершить революцию без честных людей невозможно. Народ сразу чует мошенников… В каждой революции участвовали честные люди. Впоследствии от них быстро избавляются („Таинственный противник“)». Или: «Я считаю, что люди гораздо чаще убивают тех, кого они любят, чем тех, кого ненавидят. Потому, наверное, что именно те, кого вы любите, могут сделать вашу жизнь невыносимой» («Кривой домишко»). И т. д.

Воздействие ее книг на читателей поистине необъяснимо. Наверное, это происходит оттого, что в умении сохранять напряженность интриги Агата Кристи была непревзойденным мастером. И это несмотря на то, что мотивировки преступления в ее произведениях практически всегда одни и те же — страсть к наживе и ревность, что, впрочем, не мешало ей с неизменным успехом сбивать своих поклонников со следа.

Собственно говоря, все старания Кристи тому и отданы: сделать так, чтобы читатель не догадался, кто истинный убийца. Она точно знает, в какой момент может усыпить его обыденностью повествования или интонацией, а в какой положиться на стереотипность его мышления.

Она говорит: в комнате играли в бридж, и все уверены, что в ней находилось четыре человека. Или: один звонок по телефону — и двое убийц получают железное алиби. Или еще: человек зашел домой за фонарем, а читателю и в голову не приходит, что, кроме фонаря, он мог прихватить что-нибудь еще. Обыденность ее повествования почти всегда нарочита — за убаюкивающей вроде бы информацией она умеет скрыть важное («До ближайшего города Экземптона было шесть миль», или: «Дорогая, если бы ты знала, какие мысли сейчас вертятся у меня в голове»). Особенно искусно она использует интонации. Вспомните последний разговор Филиппа Ломбарда и Веры Клейторн в «Десяти негритятах», когда каждый из них уверен в виновности другого.

А кому, скажем, придет в голову усомниться в праведности материнской любви? И что, кроме сочувствия, можно испытывать к разлученным «злодеями» влюбленным? И тут же всем ходом сюжета и развязкой Кристи напоминает: в жизни не бывает только хорошего и только дурного — все относительно.

Вот так, отвлекая и умело используя свойственную нам шаблонность мышления, она в самом конце единственной фразой расставляет все по местам. И рождается особое, а lа Christie, удивление, смешанное с восторгом и досадой на собственную слепоту.

Несмотря на то, что она сохранила верность правилам и нормам, родившимся вместе с жанром, именно ей удалось довести искусство мистификации простодушного читателя до совершенства. Ну какой нормальный человек, услышав о «тайном обществе», не решит: это шайка преступников? А на самом деле в «шайке» оказываются спасители Отечества.

Агата Кристи безбожно обманывает нас, не пряча мягкой укоризненной улыбки, — и мы любим ее за это, и она неустанно напоминает: у Добра и Зла одни и те же орудия, и справедливость и любовь — понятия не умозрительные, ибо Добро очень легко может обернуться Злом. Не следует доверять тому, что лежит на поверхности, постарайтесь разглядеть суть. Миссис Кристи прекрасно разбирается в людях и умеет понять, что движет тем или иным человеком, и мы с удовольствием и благодарностью учимся у нее тому же.