Таинственная шкатулка - [3]
Иван Иванович вздохнул.
Баба Тоня успокоила учительницу:
— Придёт он, придёт. Не мастер рассказывать о себе, да что поделаешь, коль назвался груздем…
Дед метнул в её сторону сердитый взгляд, но было уже поздно.
Учительница и ребята обрадовались, скорёхонько собрались и ушли.
Всю неделю до праздника героев Иван Иванович не находил себе места. Никак не мог он отгадать, откуда стало известно в школе про его орден. И Володька не забежит. Выведать бы у него, что ребятам интереснее всего знать про войну?
Можно было бы кое-что и придумать. Мало ли пишут в книжках разных историй.
И чем ближе подходил праздник героев, тем сильнее охватывали деда Ивана волнение и тревога.
В канун праздника отец Володи повёз маму в районный центр к врачу. Наказал деду:
— Володьку забери к себе. Один дома, кабы что не натворил. И уроки чтобы не забывал.
Теперь для Володи ночевать у деда было хуже всяких испытаний: он маялся виной перед дедом — раскрыл его тайну. В иные минуты ему было радостно, что дед у него не какой-нибудь обыкновенный человек: его орден — единственный в районе. И в то же время он стыдился за деда: вот так воевал, ни одного фашиста не прошил из автомата.
В тот день Володя нарочно дольше обычного задержался в школе, но голод не тётка. Как назло, дед рано пришёл с работы и ходил из угла в угол, задумавшись, мрачный, расстроенный. Володька, схватив кусок хлеба, попытался ускользнуть на улицу, но дед, строго остановил его:
— Поешь сидя, и за уроки.
— Дедушка, — взмолился Володя, — меня ждут.
— А уроки?
— Уроки? — Володя хотел соврать, что их не задали сегодня, но не соврал, а сказал лишь, что задали чуть-чуть, и он сделает всё, когда вернётся.
Дед ещё не спал, когда мокрый с ног до головы Володя прибежал с улицы. Заданий на дом и на самом деле было чуть-чуть. Володя быстро всё сделал и свернулся на диване калачиком. Такой удобный у деда диван, и так хорошо на нём спать. Сон уже совсем захлёстывал его мягкой и тёплой волной, когда рядом раздались шаги и послышался севший до хрипоты голос деда:
— Володя, внучек… Скажи, какой у вас завтра этот самый праздник будет? Может, не обязательно мне говорить? Я бы посидел молчком. А?
Как у вас там бывает, все говорят или нет? У нас на фронте слёт был однажды, так я просидел в закутке и никто меня не вызвал на трибуну.
Володя поднял голову — он уже сердился на деда: и чего он боится, если орден ему дали за самый настоящий подвиг? Рассказал бы, как всё было. Однажды он видел в кино, как повар в белом колпаке вместо каски стрелял из пулемёта по фашистам. Дед ведь тоже мог стрелять…
И Володя сказал об этом.
Иван Иванович отошёл от дивана, на котором лежал внук, задумался. «А что? И я мог стрелять из пулемёта», — обрадовался он. Лёг спать и, засыпая, видел, как его послали за языком, потому что разведчики никак не могли его достать, а полковнику Виноградову он непременно был нужен; как тёмной ночью Артюхов переплыл реку с термосом. Тьфу, чёрт, зачем же в разведке термос? Как выследил немецкого ефрейтора. Ефрейтор здоровый, тренированный — что в сравнении с ним щуплый низкорослый повар? Но Иван Иванович безбоязненно схватился с ефрейтором, завернул ему руки за спину, сунул в рот кляп. «Вот так его, так!» — загорелся воображаемой борьбой Иван Иванович. Возбуждённый, он ещё долго не мог уснуть. Во сне ему снился всё тот же толстый ефрейтор, и чужая река, и лодка на чёрной воде, глубоко осевшая от тяжести. Проснувшись утром, Иван Иванович с такой ясностью представил всю картину своего подвига, что сразу успокоился — теперь ему есть что рассказать ребятам. Он приоделся по-праздничному, прикрепил свой орден и медали и, весёлый, направился в школу.
В учительской уже сидели трое мужчин. Один из них был в военной форме в звании майора. Как узнал Иван Иванович, майор приехал из областного центра в родное село.
Поздоровались, как водится, похлопали друг дружку по спине: «О, да на тебе ещё можно пушку возить»… «А ты? Ты, брат, танк на ходу остановишь…» «В космос не просился?»
И пошли разговоры, как да что было в ту военную пору. Вставил своё слово и Иван Иванович, вспомнил, как воевал на Первом Белорусском.
Майор сразу оживился:
— Так ты с Первого Белорусского? У кого воевал?
Конечно, Иван Иванович мог бы назвать и комбата, и ротного, и старшину Веретенникова, но решил сразу козырнуть большим начальством: у полковника Виноградова…
— У Василия Петровича? Вот был командир! Так я же с ним столько лет воевал… От комроты до командира батальона. А ты?
— Да так себе, я вроде, и не военным был. Кашеварил…
— Так я знаю тебя. Ты отличился на плацдарме.
— Откуда вы знаете? — По спине Ивана Ивановича прошёл холодок: да, верно, как раз тогда было с орденом…
— Я ведал наградами в дивизии.
Иван Иванович хотел изобразить на лице весёлость, но у него не получилось: все его приготовления полетели в тартарары. Придётся ему рассказывать, как он варил кашу. Кто будет его слушать? И каким он будет выглядеть? И как стыдиться будет его внук Володя, который считал его героем.
Когда они вошли в школьный спортивный зал, Иван Иванович всё видел будто сквозь сон. Ребята хлопали в ладоши, и цветы им приподнесли, и красные галстуки повязали — всё это он будто видел и не видел. Ему дали слово, и он, оглядев зал, увидел внука Володю. Отступать было некуда, надо было что-то говорить, и он начал.
