Таинственная любовница - [3]

Этот нездоровый интерес к кладбищам проснулся во мне около года назад. Наверное, это началось после того, как Доркас впервые взяла меня с собой, когда шла возложить цветы на могилу Лавинии. Мы ходили туда каждое воскресение. А в тот раз посадили в мраморном цветнике куст розмарина.

— Это на память, — сказала Доркас, — он будет зеленеть круглый год.

А в тот жаркий июльский день Пеггер прекратил копать, чтобы вытереть пот со лба своим красным платком, и воззрился на меня обычным суровым взглядом. Он на всех так смотрел.

— Вам нравится кладбище, мисс Джудит, — сказал он. — В этом вы похожи на меня. Когда я стою здесь, ворочая комья земли, то думаю о том, кто должен обрести вечный покой в этой глубокой темной могиле. Я ведь знал их всю жизнь… — В таких приходах, как Сент-Эрно, все друг друга знают…

Пеггер говорил замогильным голосом. Думаю, потому что всю жизнь провел при церкви. Он был церковным сторожем и могильщиком, как его отец. Выглядел он как ветхозаветный пророк — грива седых волос, окладистая борода, и благородное негодование относительно всех грешников мира, причем в эту категорию попадали все, кроме него и очень немногих избранных. Даже его разговоры звучали, как библейские тексты.

— Эта могила станет последним пристанищем Джосаи Полгрея. Он прожил шестьдесят и еще десять лет, и теперь предстал перед Создателем. — Пеггер сурово покачал головой, словно был невысокого мнения о шансах Джосаи Полгрея на том свете.

— Может, Господь не такой строгий, как вы, мистер Пеггер, — предположила я.

— Не кощунствуйте, мисс Джудит, — укорил меня он. — Следите за своими словами.

— Какой смысл, мистер Пеггер? Ангел, который записывает все мои прегрешения, знает, что у меня на уме независимо от того, выскажу я это или нет. Поэтому, если я что подумаю — это так же плохо, как если скажу. А как можно контролировать свои мысли?

Мистер Пеггер воздел руки к небу, видимо опасаясь, что я могу навлечь на свою голову гнев Господень.

— Ну да ладно, — успокоила я его. — Почему вы до сих пор не перекусили? Уже, должно быть, два часа.

На соседней могиле лежал еще один красный платок, очень похожий на тот, которым мистер Пеггер отирал лоб. В том платке, как я знала, была завернута бутылка холодного чая и пирог, который миссис Пеггер приготовила вчера вечером специально для того, чтобы муж взял его с собой на работу.

Старик выбрался из ямы, сел на бордюр у соседней могилы, развязал узелок на платке и достал свою снедь.

— Сколько могил вы выкопали за свою жизнь, мистер Пеггер? — спросила я.

— Больше, чем вы можете себе представить, мисс Джудит, — покачал он головой.

— А после вас, их будет копать ваш сын, Метью?

Метью не был старшим сыном, которому положено унаследовать сомнительную привилегию копать могилы для тех, кто жил и умирал в деревне Сент-Эрно. Люк, старший сын, сбежал, чтобы стать моряком, — факт, который ему, конечно же, никогда не простят.

— Ну, коли на то Господня воля, я еще немного покопаю, — ответил он.

— Вы, наверное, копали разные могилы, — задумчиво заметила я. — Ведь для маленькой миссис Эдни и для сэра Ральфа Бодриана они должны быть разного размера, да?

Я умышленно упомянула сэра Ральфа. Грехи соседей, думаю, были любимой темой разговоров мистера Пеггера, а поскольку у сэра Ральфа всего было больше, чем у прочих жителей деревни, то и грехи у него тоже были больше.

Сэр Ральф, местный сквайр, самый влиятельный землевладелец округи, весьма интересовал меня. Когда он проезжал мимо, в карете или верхом на одном из породистых скакунов, я кланялась, как меня учила Доркас, и он кивал мне или величественно махал рукой. На мгновение его глаза под тяжелыми веками останавливались на моем лице. Кто-то сказал о нем, как прежде говорили о Юлии Цезаре: «Прячьте дочерей своих, когда он проезжает мимо!» Ну он и был цезарем в нашей деревне. Почти все в ней принадлежало ему. Фермерские земли были частью его поместья. Говорят, он был хорошим хозяином для тех, кто на него работал. И если мужчины почтительно приподнимали свои картузы, памятуя о том, кто их хозяин, то и девушки, памятуя о том же, никогда не отказывали ему в том, чего он от них хотел. Он был хорошим хозяином. Это означало, что у мужчин была работа и крыша над головой и о девушках тоже заботились, если в том возникала необходимость. По деревне бегало много «плодов» и им всегда давались какие-то особые привилегии по сравнению с детьми других отцов.

Но для мистера Пеггера сквайр был классическим олицетворением греха. Из уважения к моему юному возрасту он не мог говорить об основных прегрешениях сэра Ральфа, поэтому с удовольствием прошелся по более мелким — которые и сами по себе, по мнению Пеггера, обеспечат сквайру дорогу в ад.

В Кеверол-Корт почти каждые выходные устраивали приемы; во время охотничьего сезона приезжали гости поохотиться на лис, выдр, оленей или фазанов, которых здесь разводили специально для этих целей. Или устраивались пышные балы. Там собирались богатые, элегантные, часто шумные люди из Плимута, а иногда даже из самого Лондона. Мне всегда нравилось наблюдать за ними. Они оживляли деревенскую жизнь. Но, по оценкам мистера Пеггера, они ее оскверняли.