Таинства кулинарии. Гастрономическое великолепие Античного мира - [143]

Иногда термин entre-mets также применялся по отношению к декорациям, выставленным в пиршественной зале, которые представляли города, замки и сады с фонтанами, откуда текли всевозможные спиртные напитки. На обеде, что Карл V Французский устроил в честь императора Карла IV, состоялось грандиозное представление. Появилось судно с мачтами, парусами и оснащенное такелажем. Оно продвинулось к самой середине залы при помощи механизма, спрятанного от взоров присутствовавших. Спустя мгновение перед ними предстал Иерусалим, башни которого были усеяны сарацинами. Корабль приблизился, и город захватили прибывшие на нем рыцари-христиане.

Мысль о погребении вдохновила египтян на обычай к концу трапезы пробуждать у гостей бодрость и жизнерадостность. В залу входил слуга со скелетом или изображением мумии в руках и медленно обходил ее. Затем он приближался к гостям и говорил: «Ешьте, пейте, развлекайтесь сегодня! Завтра вы умрете».

Греция и, в особенности, Рим переняли это мрачное символичное изображение скоротечности времени и удовольствий. Образ грядущего погребения торопил получать наслаждения в настоящем. Никогда не открылась язычникам «надежда на вечную жизнь».

Глава 35 Римский ужин

Два пятилетия прошло с тех пор, как Рим повиновался Домицию Нерону, сыну Агриппины. Римляне, стадо презренных рабов, покорных подхалимов печально известного цезаря, уже отпраздновали девять годовщин его счастливого вступления на престол империи, и фламин Юпитера торжественно возблагодарил богов за каждый из этих годов, за все блага, что беспрестанно расточал на земле сей преданно любимый монарх.

Верно, что несколько знатных людей были ровней Нерону. Он и его мать отравили Юния Силана, проконсула Азии. Впоследствии юный император разделался с Агриппиной, и сенат рукоплескал этому ужасному преступлению, что всего лишь стало прелюдией к вопиющим поступкам, потрясшим повествовавшего о них историка.

Разумеется, фламин должен был вознести торжественные благодарения Юпитеру за то, что до сего времени он сдерживал коронованного монстра от совершения зла, позже отметившего его гнусное правление.

Римский ужин

Шел шестьдесят четвертый год христианской эры. Император провел некоторое время в Неаполе, откуда, как считалось, он отправится в Грецию. Но, внезапно изменив свои планы, он вернулся в столицу мира, чтобы, как говорили, подготовить неслыханно великолепное зрелище, такое, что мог задумать лишь Нерон.

Один из его старых освобожденных рабов, Кай Домиций Себа, решил отпраздновать возвращение в Рим и десятую годовщину царствования своего господина, который теперь стал его покровителем и другом. Этот человек владел несметными богатствами, пользовался широким доверием при дворе и был полон оскорбительного высокомерия и наглости, вселявших такой ужас в души самых благородных семейств империи, что они долгое время покорно склоняли перед ним свои головы. Как только среди римской аристократии пронесся шепоток о намерении великолепного Себы дать пир, как все воспылали желанием оказаться в числе гостей фаворита цезаря.

Однако проходили дни, приближалось время ночного празднества, а человек, приносивший приглашения, так и не появлялся.

У евреев не было ничего более простого и немудреного, чем приглашение к обеду, но у римлян этикет требовал, чтобы амфитрион послал одного из своих слуг к каждому, кого хотел осчастливить щедрым гостеприимством. Слуга, обычно освобожденный раб, переходил от дома к дому и с исключительной вежливостью оповещал хозяев о дне и точном времени пира.

В конце концов посыльный с приглашением от Себы явился к двум консулам года, Леканию Бассу и Лицинию Крассу, и они с вежливой благодарностью приняли необычайную честь, коей их снисходительно пожаловал отпущенный на волю раб.

Вслед за ними ту же благосклонность и с той же благодарностью приняли Агриппы, Анки, Коссы, Друзы и все те семейства, что были в Риме самыми знатными, влиятельными и благородными.

На следующий день примерно в два часа (трапеза должна была начаться в шесть) в банях Палатина и Дафниса, что возле Священной дороги, царило необычайное оживление. Mediastini поддерживали огонь под котлами, capsarii заботливо складывали одежды купальщиков, unguentarii продавали масла и мази, а fricatores, вооруженные чем-то вроде деревянной, железной или роговой ложки, strigil (банная скребница у древних), терли и скоблили кожу перед тем, как tractatores начинали бережно разминать суставы и умело массировали тело, становившееся в результате этих воздействий более упругим и эластичным.

Представители высших классов римского общества никогда не садились за стол до тех пор, пока не претерпят процедуру досконального очищения.

После бани они возвращались домой, чтобы отдать себя в искусные руки парикмахеров, что ожидали их, чтобы придать больше изящества прическам и с помощью пинцета и пемзы убрать первые седые волосы, признак прожитых лет, которые, сколько их ни удаляй, появлялись снова.

Далее следовала более серьезная процедура. Эпикурейцы никогда не пренебрегали состоянием своих зубов. Особенное внимание ему уделяли перед пиршеством. Своеобразная гастрономия в I веке н. э. не стала препятствием к изобретению зубного порошка, который очищал зубную эмаль, не повреждая ее, и укреплял десны, эти оплоты жевательного процесса. Некоторые употребляли вещества, вряд ли приемлемые для нас сегодня, поскольку против них восстает наша деликатность. Но использовались и менее неприятные средства. Люди с хорошим вкусом и светские дамы превозносили бычью желчь, козье молоко, пепел рогов оленя и свиных копыт, а также яичную скорлупу.