Таинства красоты [Стихи и поэмы о любви] - [25]

Прославился, язвительный и строгий;

       Одобрив выдумку о Боге,

       Спустил Всевышнего с небес,

       Сняв ореол с его чудес.

* * *

В те дни в Париже жил художник тихий,

Застенчивый, немножко дикий,

У мецената Кроза на хлебах,

Среди картин и празднества в садах,

Сей жизни миг чудесный, краткий

Живописуя словно бы украдкой,

С актером, что в тоске один поет,

С душою, устремленною в полет;

С актрисами, что светских дам играют,

Позируя художнику, как знают, -

Чуть скованы, болтают меж собой,

          Поворотясь спиной.

Но жизнь, запечатленная, как сцена,

      Поныне трепетна, бесценна.

* * *

Так, русский царь, строитель чудотворный,

Вольтер, философ непокорный,

Художник скромный Антуан Ватто,

          Сошлись, на удивленье,

Как воля, ум и представленье,

          Ничуть не ведая о том,

Эпохи новой - Просвещенья,

В России - Возрожденья.

И жизнь, что меркла во Христе,

Вновь возродилась в красоте.

А Русь, справляя потихоньку тризны,

           Всему своя пора,

Как юность, пробудилась к Новой Жизни

           Под скипетром Петра.

* * *

    Служил он десять лет солдатом,

    Поэт, не возносясь талантом,

    Имея волю, ум и честь,

    Как царь, простую службу несть.

    И вырастал, как дуб в долине,

Что высится, раскидистый, поныне

    И сень его, как вешний день

    Таит в себе и свет, и тень

               Вселенной,

Поэзии высокой, дерзновенной,

В которой человек, он равен всем,

          Живущим в мире сем,

          А в мире горнем - Богу,

          Подвластный только року.

* * *

Сенатор и министр, правдив и прям,

    Служил вельможа трем царям,

          Любимец муз - державе

          В ее растущей славе,

Весь светел и могуч, как водопад,

          Кипящих дум каскад.

Природа явлена в картинах ярких

Впервые на Руси в чистейших красках,

                Как по весне,

          С отрадой утра дней.

          Теперь уж нет сомненья,

           Поэт эпохи Возрожденья,

    Он весь и Запад и Восток,

           Он человек, он Бог!

* * *

     Границы Разума и веры

С усмешкой и в сомнениях измерив,

Век восемнадцатый меж тем

     Старел, в плену фривольных тем.

И, кажется, впервые на арену,

Выходит юность, как на сцену,

Неся души высокий идеал,

Весь в пламени сияющий кристалл.

Но мир дряхлеющий, в руинах

Воздушных замков, как в садах старинных,

       На рубеже веков

В борьбе страстей извечных и убогих

Не принял юности завет и зов

Взошедшей романтической эпохи.

* * *

Сияли облака в озерной глубине,

Все те же самые, из поднебесья.

Поэт бродил, задумчив и рассеян...

Вдруг встрепенулся он: в вечерней тишине,

Как с праздника в далекие века,

Несутся звуки флейты и рожка.

И нимфы на опушке пляшут,

Русалки  из воды руками машут,

Сверкая рыбьей чешуей хвоста.

Что ж это? Маскарад веселый иль мечта?

С высокой галереи Камерона

Звенит кифара Аполлона.

И музы стайкой юных жен

Сбегают вниз, поэт уж ими окружен.

* * *

Смеются музы, лишь одна

С поэта ясных глаз не сводит,

Доверчиво, как друга в отроке, находит,

Из детства, в баснословные года.

“То грезы и младенческие сны, -

Вздохнул поэт, - моей весны.

Прекрасный, чудный мир, когда царили боги,

Исчез. А ныне люди, их дела убоги”.

Но муза в речи важной привела пример:

“Разрушили ахейцы Трою

За красоту Елены, а Гомер

Воспел деяния героев,

И восторжествовала красота

По всей Элладе. Разве то мечта?”

* * *

“Но мир прекрасный в прошлом, разве нет?” -

С печалью и тоскою возразил поэт.

“О, нет! - сказала муза. - Временами года

Впадая в сон, вновь пробуждается природа,

Как вечно настоящее, и мир богов,

    Как в юности любовь,

И высшие создания искусства,

Коль к ним причастны наши чувства.

Ведь красота не греза, а закон,

Она в основе мирозданья,

Как днесь и нашего свиданья,

Недаром с нами Аполлон”.

Поэт боится пробужденья,

Он весь во власти вдохновенья.

* * *

Пронесся гулкий смех поверх деревьев.

“Как! Боги Греции в стране гипербореев?” -

Вскричал поэт, как пилигрим.

“Им поклонялся гордый Рим

И вновь призвал, уставши от смиренья

        В эпоху Возрожденья”.

- “А ныне что ж вас привело

В наш край суровый и пустынный?”

- “Да здесь же новые Афины, -

В окрест взглянула муза мило и светло. -

Сей Парадиз основан просвещеньем

    Державной волею царя.

Взлелеян чистым вдохновеньем,

Взойдет поэзии прекрасная заря!”

* * *

О, дивная заря! Она взошла.

Ее блистательный восход

Мы помним, как России грозный год.

Победа над Наполеоном вознесла

Россию на вершину славы,

Как при Петре сраженье у Полтавы.

        Как варварами Рим,

Сожженная Москва поднялась из руин,

И боги поселились в парках после битв,

Не требуя ни жертвоприношений,

        Ни искупительных молитв,

А только песен, вдохновений.

И в мире, возрожденном красотой,

Взошел поэзии век  Золотой.

* * *

Блестящий, из освободителей Европы,

Гусарский офицер, без тени злобы

Бросая взор на мир чужой,

       Поник вдруг головой,

Не видя, кроме дикости позорной,

Ни славы, ни свободы, даже веры просвещенной

       В истории своей страны,

Ни в настоящем, ни в преданьях старины.

Философ сей был другом юного поэта,

Чей гений возмужал, и дружба им воспета

В пленительных стихах, каких и в мире нет,

Пел о любви - с Сафо, с Петраркой наш поэт,

Соперничая, будто в Греции рожденный,

В России Фебом воскрешенный.