Таганка: Личное дело одного театра - [216]
Однако не должно быть места для безысходного пессимизма. Прав тот же Губенко, когда говорит, что в истории развития нашей страны, нашего искусства были разные отклонения, искривления и нарушения основных принципов партийной и советской жизни. Но партия, государство находили в себе силы, чтобы искоренить подлость и мерзость в жизни, вычищать накопившуюся грязь, бороться за партийность и народность нашего искусства в их истинном смысле, изживая при этом догматизм, боязнь взять на себя ответственность, непрофессионализм и некомпетентность тех людей, которые стечением обстоятельств случайно вставали к руководству искусством.
Но за это очищение, за возможность полностью выразиться, сказать всю правду о жизни, как бы горька она ни была, надо бороться.
История учит нас этому. В 1928 году в связи с аналогичными новаторскими исканиями В. Э. Мейерхольда и расхождениями его взглядов на искусство со взглядами официальных лиц, ответственных за работу театров, остро встал вопрос о закрытии ГосТИМа (Государственного театра им. Мейерхольда) — любимого детища великого режиссера. Кто интересовался историей театра, знает, что в то время даже в официальных театральных организациях (теасекции ВАПП[1112], Комитете по делам искусств и других) Мейерхольда именовали не иначе, как «представителем взбесившейся и пресытившейся мелкобуржуазной интеллигенции» (Золотницкий Д. Будни и праздник театрального Октября. Л.: Искусство, 1978. С. 202, 203, 238[1113]). Сейчас это кажется просто нелепым и смешным. Следует, правда, сказать, что его творчество находило должную оценку в литературно-театральных кругах. Так К. С. Станиславский, который, кстати, часто ссорился с Мейерхольдом, тем не менее, говорил: «Единственный режиссер, которого я знаю, — это Мейерхольд» (Встречи с Мейерхольдом[1114]. С. 508). Однако официальное мнение побеждало, и театру грозила гибель. Но на защиту ГосТИМа поднялась общественность. Вот как описывается это в книге Д. Золотницкого: «Многочисленные партийные, комсомольские, профсоюзные организации Москвы и других городов направляли в печать резолюции своих собраний, требуя сохранить революционный театр. Стойко сражалась за ТИМ „Комсомольская правда“. С разъяснением в ней и в „Вечерней Москве“ выступил Луначарский. 21 сентября „Правда“ поместила статью Керженцева. Заведующий сектором искусств и литературы Агитпропа ЦК ВКП(б) писал: „Разрушить театральный коллектив очень просто. Создать его — дело долгих лет, величайших усилий… Не может быть никакой речи о закрытии театра Мейерхольда. Если у кого-нибудь имеются такие намерения и предложения, они должны встретить решительный отпор… Мы не имеем права наносить удар революционному театру, оказавшему такое крупное влияние на всю нашу театральную современность… Театр Мейерхольда должен жить!“» «Театр Мейерхольда должен быть сохранен» — гласило письмо журналистов из крупнейших газет страны, напечатанное в «Правде». «Театр должен жить» — называлась редакционная статья «Труда» от 28 сентября. «Театр Мейерхольда сохранить!»
— требовал журнал «Рабочий и театр». «Театр Мейерхольда будет жить» — выражала уверенность «Жизнь в искусстве» в передовой статье.
Театр был сохранен, и вскоре наступил его новый взлет. Разум победил, трагическая ошибка не была тогда совершена. Однако уже наступали другие времена и 8 января 1938 года был опубликован приказ Комитета по делам искусств «0 ликвидации театра им. Вс. Мейерхольда»[1115].
История иногда повторяется. (Стоит здесь привести еще одну цитату из книги Д. Золотницкого: «„При наличии режиссеров хороших и разных, прямым наследником опыта [Мейерхольда] заявляет себя Юрий Любимов…“) Но уроки истории забывать нельзя.
Мы считаем невозможным сидеть сложа руки и молча наблюдать, как разрушается один из лучших театров, „оказавший такое влияние на нашу театральную современность“.
Театр Любимова должен жить!
Мы предлагаем обратиться с письмом в Центральный Комитет нашей партии, в редакции центральных и московских газет, в Союз Писателей, ВТО.
Мы обращаемся ко всем комсомольцам, студентам, сотрудникам института, к тем, кто любит и ценит театр, кто верит, что его можно сохранить, с призывом встать на защиту театра, выразить свою поддержку и подписать письмо».
Спектакль «Владимир Высоцкий» был разрешен к показу только в 1988 году.
«Борис Годунов»
К программке спектакля «Борис Годунов» в Театре на Таганке прилагались фрагменты переписки между А. С. Пушкиным и А. X. Бенкендорфом по поводу царского запрета на постановку пьесы. От Пушкина потребовали переделки. Приводя этот документ, постановщики показывали, что существует параллель между судьбой пушкинской трагедии и спектаклем[1116].
События разворачивались так: 7 декабря 1982 года, почти через год после начала репетиций «Бориса Годунова», после прогона на новой сцене театра, состоялось обсуждение спектакля Художественным советом театра, в котором принимали участие и зрители.
Народный артист СССР В. И. Стржельчик — одни из ведущих мастеров Ленинградского академического Большого драматического театра имени Горького, популярный киноактер. О его творческой судьбе и рассказывает эта книга, рассчитанная на широкий круг читателей.
Трагедия Холокоста была крайне болезненной темой для Польши после Второй мировой войны. Несмотря на известные факты помощи поляков евреям, большинство польского населения, по мнению автора этой книги, занимало позицию «сторонних наблюдателей» Катастрофы. Такой постыдный опыт было трудно осознать современникам войны и их потомкам, которые охотнее мыслили себя в категориях жертв и героев. Усугубляли проблему и цензурные ограничения, введенные властями коммунистической Польши. Книга Гжегожа Низёлека посвящена истории напряженных отношений, которые связывали тему Катастрофы и польский театр.
Что такое — нуар? Специалисты и сейчас не могут решить — Это стиль? Жанр? Философия? Зародившись в кинематографе, нуар проник в живопись и фотографию, литературу и музыку. Сейчас он уверенно поглощает компьютерные игры. Книга, которую вы держите в руках, рассказывает о том, как родился и развивался мир, населенный роковыми красотками, продажными копами и философствующими гангстерами, его канонах, трансформации и перерождении.
Владимир Высоцкий написал более семисот песен и стихов, сыграл культовые роли в театре и кино. Он был одним из немногих советских людей, кто мог свободно путешествовать по миру. Но было ли у него в жизни все так легко и безоблачно, как могло показаться на первый взгляд? Он всегда жил крайностями и шел напролом, ни в чем не признавая чувства меры. Он прожил всего сорок два года. Но и при жизни, и по прошествии сорока лет после смерти его биография до сих пор остается предметом ожесточенных споров. Эта книга — еще одна попытка попробовать понять и разгадать некоторые грани этой уникальной личности, а главное — попытаться ответить на вопросы: что сделало его таким, откуда в его песнях этот трагический надрыв, а в стихах — пульсирующий оголенный нерв?.. Своими мыслями и воспоминаниями о Владимире Высоцком и о том, как они относятся к разным аспектам его жизни и творчества, делятся двоюродная сестра поэта Ирэна Высоцкая, коллеги по актерскому цеху Лариса Лужина и Николай Бурляев, кинодраматург Илья Рубинштейн, режиссер, сценарист, Андрей Левицкий, главный редактор журнала «Наш современник» Станислав Куняев, рок-музыкант Александр Ф.
Виталий Раздольский принадлежит к послевоенному поколению советских драматургов. Пьесы, вошедшие в его книгу, тесно связаны друг с другом и отличаются идейно-тематической целостностью. Автор тонко подмечает пережитки в сознании людей и изображает их в острообличительной манере. Настоящий сборник составили пьесы «Беспокойный юбиляр», «Дорога через Сокольники», «Знаки Зодиака».
В книгу вошли эссе, выражающие впечатления автора от пьес, поставленных Котласским драматическим театром с 2009-го по 2016 г.Не претендуя на исчерпывающий анализ театральных постановок, В.П. Чиркин искренне высказывает свои соображения, а зачастую – и восторги от работы театра и его актёров, занятых в том или ином спектакле.