Таганка: Личное дело одного театра - [185]

Будет ли это воспроизведение «Гамлета»?.. Может быть, и хорошо пустить занавес[984], но только как поэта его представлять нельзя. Надо, чтобы он вырос на сцене этого театра — он был человеком этого театра, хотя он говорил какие-то свои вещи в стихах и песнях. Но говорил-то он то, что составляет основу жизни этого театра. Это был большой разговор о нерешенных вопросах нашей жизни, о том, что заставляет всех нас болеть, мучиться, чувствовать, что что-то не так и за что-то надо браться. Вот эти вот направления, мне кажется, очень важны для спектакля, чтобы он мог вырасти в поэтическое художественное явление, и вместе с тем чтобы он соответствовал тому гражданскому, гуманистическому духу, который является основой жизни Театра на Таганке.

Ю. Ф. Карякин. Ну, я могу говорить о будущем спектакле пока только на уровне мычания. Попробую определить, в какую сторону это мычание направлено. Это должно быть абсолютно неожиданное решение: не концерт памяти, не дорогое надгробие, не букет, а какое-то абсолютно неожиданное решение, которое должно быть очень точно адресовано. Может быть, я не так понял насчет обывателя. По-моему, одна из тайн Володи состояла в том, что он из обывателя умел сделать — превратить его в человека. Народ — это и есть обыватель, в значительной своей части, и в этом вся тайна. Т. е. адрес должен быть не для нас самих: вечер воспоминаний, и каждый будет умиляться, как он знал, или клясть себя за то, что пропустил, будучи близким и прочее и прочее… Нет. В Евангелии, по-моему, сказано: «Пришел не к здоровым, а к больным». Если вам удастся посредством этого спектакля, ну, хоть одного человека направить на путь истинный… Т. е. адрес должен быть, если угодно, — обыватель. ‹…› Дальше: либо не понял, либо не согласен с Юрием Петровичем… Мне кажется, эту легенду не надо разбивать…, что никто, кроме него, не мог исполнить…

В. С. Золотухин. Не «не может», а «не должен».

Ю. Ф. Карякин. А я вам на это скажу — попробуйте! Человек бегает сотку в 9 секунд, а больше никто не может.

Ю. П. Любимов. А если спектакль не пробежит, тогда не надо его ставить, лучше сразу разойтись.

В. С. Золотухин. А зачем сотку за 9 секунд бежать, как Высоцкий, — ее можно пешком пройти…

Ю. Ф. Карякин…. все равно в народе — смерть открыла нам поэта, смерть певца открыла поэта… ‹…› Я читал стенограмму. Я на прошлом Худсовете не был… Белла говорила о зияющей пустоте, не заполнимой ничем… Силуэт здания, дворца какого-то — и жуткая черная дыра. Вот это должно быть — ощущение незаменимости.

И еще об одном: мне кажется, что спектакля не может быть, не получится, если не будет конфликта,… мне нравится эта сшибка, этот контрапункт: Гамлет и вагон. Эта странническая Русь и высоты духа…

Ю. П. Любимов. Конфликт заложен в «Гамлете» — на все века, на все народы. Это конфликт вечный. Николай Робертович … и то говорил: «Как кто пишет — понимаю, про Владимира не понимаю…» Он все именно глазами хотел увидеть его стихи.

Ю. Ф. Карякин. И последнее — не забыть бы одну черту: он всегда «придуривался», якобы юродивость — это была форма существования, форма провоцирования вас на что-то, и всегда была самоирония … обязательно в этом спектакле должна быть и самонасмешка…

Ю. П. Любимов. Спасибо, Юра.

Н. А. Крымова. Я давно не была у вас в театре. А позавчера окунулась не без содрогания, в этот поток… Не знаю, как это назвать… ‹…› Духовная жажда. ‹…› И вот, погрузившись в это, я испугалась,… когда-то сказал Шкловский о Маяковском: «Поэтов убивают дважды… Судьбы эти известны…» ‹…› Мы вечером остались вдвоем с Эфросом[985], промолчав весь день,… и потом, когда приехали на дачу, я сказала: «Знаешь, мне хочется сказать такое слово; оно совершенно кощунственное…» (Потом я то же самое прочитала у Карякина)[986]. Это было слово «праздник». На такой высоте внутренней я никогда не была. Почти невозможно было осознать, что это дано на один день, а что с завтрашнего дня начнется другое. ‹…› Но у меня своя цель. Я хочу написать о Володе[987]. ‹…›

То, что говорили — Валерий, Белла, — я очень с этим согласна. Надо делать произведение искусства о человеке, которого все прекрасно знали, но все его и не знали. ‹…› Я про себя думаю: в чем уникальность Высоцкого, кроме того что написано и сказано о народности героев… ‹…› Чем отличается этот поэт от, может быть, даже больших, чем он, по масштабу поэтов. Это поэт, рожденный театром[988]. Это мое глубочайшее убеждение. Это очень серьезная вещь, потому что я говорю: и данным театром и вообще театром.

Мы не знаем, как бы сложилась его жизнь, творчество, если бы он не попал на Таганку. Возможно, примерно так бы и сложилось, не знаю. Он слишком много впитывал от всех вас. Дальше он превращался в великого блудного сына, которого вы арканами, веревками, любовью, дисциплиной, рабочими установлениями — чем угодно привлекали обратно. Он привлекался не только потому, что он здесь родился и без этого не мог. А потом уходил, и все вы становились чуть-чуть в отдаленьи… ‹…› Его все любят, и он абсолютно одинок. Он говорит за всех и, кажется, не сказал чего-то главного. Он как бы прожил очень мало, но прожил очень много. И ни один из нас в этом ему не подобен. А рожден он тут. И все, все, все ручейки ваши, каждого человека, все вошло в него. И все вы. ‹…›