Таганай - [158]

Так и не решившись двинуться вглубь ловушки, капитан развернулся лицом к приближавшейся громадной твари. У него внезапно зародилась идея воспользоваться скоростью и массой этого гада, и в последний момент юркнуть в сторону, чтобы Уутьема по инерции вылетел на обложенную сверху ветками и листьями ловушку. Других шансов не было.

Кровь буквально бурлила от обилия адреналина, который сейчас циркулировал по сосудам Листровского. При виде оборотня, несущегося прямо на него, у капитана вздыбились все волосы, какие только были на его теле. Итак, оставались буквально доли секунды до развязки. Но тут одновременно с двух сторон, где-то позади кгбэшника, как будто бы из леса, грохнули два выстрела. И тут же еще два с тех же точек. Издав скрежещущий, буквально разрывающий барабанные перепонки вопль, монстр, сбившись с шага, неуклюже кувыркнулся в грязи, оказавшись в трех метрах от капитана, но уже безо всякой инерции. Не очень обрадовавшись тому факту, что Уутьема наконец-то начал ощущать действие свинцовых пуль, Листровский инстинктивно отступил назад, так как тварь уже поднималась на свои задние лапы, с немой яростью глядя ужасными глазищами прямо на него. Судя по всему, оборотень явно готовился снова кинуться на капитана, его лапы согнулись, а спина подалась вперед, тело превращалось в некое подобие пружины. Но самым страшным было то, что Листровский боковым зрением обнаружил, что вот так, непроизвольно, уже зашел на два с половиной метра по безопасному перешейку вглубь ловушки, и теперь отскакивать в сторону было бесполезно. Он мог оказаться на дне ямы с глазу на глаз с Уутьема, который, несомненно, полетел бы вслед.

Вдруг со стороны пустого барака кто-то громко проорал: «Ложись!». Буквально через долю секунды после этого грохнул ружейный выстрел. Листровский, естественно, лечь не успел, да и не собирался, ведь любое неосторожное движение – и он отправляется в западню. Капитан только чуть присел. Но вот монстр язык людей пока не различал. Он вновь взвыл от боли, своим скрипучим воплем. Похоже, Глазьев, стрелявший из своего мощного ружья, с которым он ходил на медведя, попал в весьма болезненное место. Тут же раздался второй выстрел из двустволки. И, судя по звуковой реакции, опять точно в цель.

Но на этом Глазьев останавливаться не стал. Громко крича и воспламенив, не весть откуда появившуюся у него, красную шашку, он, находясь напротив входа в пустой барак, понесся в ореоле шашечного огня к окраине леса. Уутьема злобным взглядом, развернувшись чуть назад, наблюдал за осветившим себя наглецом, который к тому же влепил ему пару пуль в спину. Каким-то странным образом, зверь забыл про безобидного для него Листровского, находящегося в радиусе всего одного мощного прыжка. Оборотень, изящно увернувшись от очередного залпа со стороны деревьев, с которых стреляли по прикидкам Листровского те самые двое оставшихся в живых спеца, помчался прямо на Глазьева.

Тварь явно обладала неким подобием психики. И, оказавшись в нетривиальной ситуации, когда свойства неуязвимости пропали, и по тебе стали палить неизвестно откуда, эмоции захлестнули Уутьема. Он поступил не как дикий зверь, который бы продолжил движение за стоящим рядом беззащитным человеком, а озлобившись и потеряв контроль над собой, полетел в погоню за объектом, так нагло причинившим ему вред. Да еще и ясно обозначившим себя новым источником света. Монстр погнался за убегавшим в лес с красной шашкой Глазьевым. Периодически из-за спины Листровского звучали выстрелы снайперок, которые были менее удачливыми, чем первые два залпа. Зверь же, в движениях которого вместо поражавшей своей мощью грации стали проглядывать признаки взвинченности и бьющей через край ярости, буквально летел за охотником.

Листровский не понимал, радоваться ему или нет. С одной стороны, он вроде спасся, избежав нападения трехметрового оборотня, с другой – сумасшедший охотник увлекал за собой Уутьема прямо в чащу, видимо, гложимый своим давним желанием сделать решающий выстрел. А такого хорошего случая загнать зверя в ловушку могло больше не представиться.

– Что он делает? – как бы сам у себя вслух спросил капитан, выбравшись обратно к краю волчьей ямы. – Зачем!? Идиот! – наконец, закричал охотнику Листровский.

Но было уже поздно, выкинув у самой кромки леса красную шашку в кусты, Глазьев растворился в темноте общей массы ночной чащи, через несколько мгновений за ним влетел под сень деревьев и Уутьема, только чуть в стороне.

Листровский, продолжая наблюдать за тем участком, где скрылись монстр и охотник, медленно пошел к пустому бараку, не совсем понимая, что делать дальше. Навстречу ему мчался с раздобытым в этой неразберихе вторым автоматом Барышков. Позади послышались два резких освиста. С дальних концов кордона к ним спешили двое снайперов, чьи выстрелы в бегущего на Листровского Уутьема, то ли спасли капитану жизнь, тормознув оборотня, то ли испортили весь план.

– По крайней мере, теперь его можно уничтожить, – сказал подбежавший к Листровскому Барышков, протягивая один из автоматов.

Сзади поспешали бесшумными тенями снайперы, одним из которых оказался Влад, имевший опыт встречи с оборотнем на каменной реке. Кордон погрузился в тишину, прерываемую все теми же неугомонными сверчками и потрескиванием больших костров. Из леса пока не доносилось ни единого значимого звука.