Таганай - [122]

– Монблан, – произнес Глазьев. – Там самый лучший вид.

– Знакомая гора. Когда стартуем?

– Сначала я должен сам сходить к раскольникам. Если они откажутся говорить, ничего не выйдет. Давайте, на послезавтра планировать.

– Нам, чем быстрее, тем лучше. – Капитан встал из-за стола и протянул руку. – Скрепляем?

Глазьев тоже встал, его лицо все так же не выражало ни малейшего энтузиазма, а даже некоторое безразличие.

– Скрепляем, – охотник крепко пожал руку кгбэшника. – Но мне нужно, чтобы меня не расстреляли ваши солдаты, когда двинусь в долину.

– Я напишу вам пропуск и извещу всех, чтобы вас не трогали и не следили за вами.

Капитан направился к выходу.

Глазьев не вызвал у него никаких подозрений, его мотивы в целом тоже были ясны. Это старорусское «Я должен закончить дело моего отца и моего деда!» больше подходило для потомственного морского офицера, а не для охотника. Хотя одиозная фигура зверя-оборотня, конечно, заманчивая цель жизни.

За один день капитан лично познакомился с двумя значимыми фигурами кружка натуралистов, оба не произвели на него серьезного впечатления. Нестеров и вовсе сдулся под нажимом, даже можно сказать, сдал друга. Глазьев не стал спрашивать, с чего к нему пожаловал Листровский. Видимо, и так был готов, что рано или поздно к нему зайдут. Из рассказов Шакулина у капитана еще возникали мысли о некоей значимой роли натуралистов в деле оборотня. Но теперь их роль можно было максимум оценить, как сопутствующую, не больше. Видимо, впечатлительность лейтенанта сказалась. Да, и возможно в присутствии молодого лейтенантика эти зрелые люди распушали хвосты, которые тут же поджимали при виде жесткого капитана с Лубянки.

Оставался еще Моляка, следящий за первым пострадавшим от оборотня, но его мотивы Листровский теперь оценивал, как чисто профессиональные, а поведение доктора, как некую браваду интеллектуала, которому удалось кое-чего добиться для своих тридцати с небольшим лет. Итак, натуралисты просто интересуются оборотнем, каждый в своем роде, лишь Глазьев интересуется им напрямую. С барнаульскими псами-мутантами все кончено, кажется. Наличие в лесах «Зины» Листровский отметал, экспертиза показывала, что все убийства были произведены «Иваном» и неизвестным существом. В целом, для Листровского общая ситуация прояснялась.

Была одна серьезная проблема, неизвестное существо поразительно устойчиво к свинцу. К тому же есть задание поймать оборотня живьем. Вот это было лихо! Как он должен это сделать? Загнать зверя в клетку? Поймать в ловушку? Листровский мысленно поставил галочку над последним вопросом. Поймать в ловушку, это вполне реально. Волчья яма, к примеру.

Интересно, а кто возьмет верх, если Листровский не сможет за две недели дать результатов? «Серый кардинал», курирующий атомный проект, или мадам из секретной научной службы, которой существо нужно целым? Пожалуй, атомный проект весомее. Хотя кто его знает, что там известно о природе существа «секретникам». Если оборотень пуленепробиваемый, то что они хотят? Установить состав его кожи? Новая броня?

За этими размышлениями он подъехал к зданию конторы. На крыльце с сияющим лицом, подергивая в нетерпении ногами, стоял Шакулин. Капитан, не спеша, вылез из «Волги», закрыл дверь и начал подниматься по ступенькам крыльца.

– Евгений Палыч, вы будете ругаться, но то, что мне удалось узнать… Я уверен, мы уже где-то рядом.

– Рядом с чем?

Они не стали останавливаться, а говорили по ходу, двигаясь по коридорам здания.

– Я был у Моляки. – Листровский искоса недовольно посмотрел на лейтенанта, но Шакулин решил не прерываться, а продолжать дальше. – Вы сейчас ахните! Появление оборотня в 20-м году было отмечено нападением на двоих людей. Помните записку начальника продотряда Хлебовцева? Его отряд наткнулся как раз на их трупы на Старой Киалимской дороге. Так вот, один из пострадавших был без головы, а второй вроде как просто замерз. Этот второй, по фамилии Порфирьев, наблюдался тогда у местного психиатра, и у него тот же диагноз, что и у нашего Коробова! Друга Коробова тоже убил оборотень, но сам Коробов якобы умер от остановки сердца, но фактически был в коме, а затем воскрес. Мы имеем дело, с одинаковым началом в обоих случаях, сейчас и тогда, в 20-х годах. При первом нападении один из пострадавших остается без видимых повреждений, и каждый раз такой субъект является пациентом психиатра, и имеет диагноз, сейчас зачитаю, «наличие эпи-фактора с острыми приступами дежа вю».

– И что это нам дает?

Они подошли к двери в кабинет.

– Пока не знаю, но ведь это как минимум должно что-то означать!

В кабинете их ждал Барышков. Он лениво вертел в руках использованную гильзу, которую всегда носил в нагрудном кармане.

– Оборотень не трогает психбольных? – спросил с серьезным видом Листровский.

– Возможно. Но, по-моему, здесь главное, что такое происходит в самом начале. Ведь эти случаи первые в каждом его пришествии.

Оба приземлились в кресла для посетителей, прямо напротив Барышкова.

– Барышков, у тебя в отряде много психов? – поинтересовался капитан.

– Все. – Барышкову после потери четверых подчиненных было явно не до шуток. – После того, что мы видели, мы можем все считаться психами. Как еще нам только поверили?!