Таежный бродяга - [53]
Мы лежали, покуривая, в самом дальнем, темном углу камеры, и Батый шептал:
— Конечно, раз эта баня нормальная, вольная, будет усиленный конвой! На рывок не уйдешь, нужна хитрость… И мне — я думаю — подсобит один корешок. Он как раз работает в этой организации.
— Это что ж за организация? — поинтересовался партнер Батыя — белобрысый и жилистый парень, носящий прозвище Сверчок.
— Банно-прачечный комбинат, — веско ответил Батый. — И человечек мой работает там электриком. Усекаете, братцы? То-то. Теперь вот надо как-то ухитриться — послать ему ксивенку, предупредить…
— Ну, это-то я сделаю, — пообещал Сверчок, — утречком. Через мою шалаву. Ее как раз завтра выпускают.
— А твой электрик, он вообще-то — надежный? — поинтересовался я. — Ты ручаешься?
— Ручаться можно только за мерина и за печь, — сказал Батый, — печь не уведут, а мерина… — он усмехнулся, — беременным не сделают… За кого в наше время можно ручаться? Но вообще-то я его давно знаю. Он старый барыга. И мне кое-когда помогал — толкал темные тряпки. А теперь я ему должен остался. И должок немалый… Так что помочь мне — прямая выгода. Ему, ка-а-нечно, куда интересней видеть меня вольным, а не запертым!
— Но что же он сможет? — проговорил в задумчивости Сверчок.
— Это электрик-то? — хохотнул Батый. — Да все! Не понимаешь? Все!.. Дал бы только Бог, чтоб нас повели ночью.
Глава 8. Побег
Нас повели ночью.
Здание бани (громоздкое, повитое мглою) было сплошь оцеплено стрелками. И в вестибюле, и в предбаннике — там, где мы раздевались, — тоже толпилось множество охранников. Я сказал растерянно:
— Ого, да тут целая армия. Трудновато будет, пожалуй…
— Ерунда, — дохнул мне в ухо Батый. — Не тушуйся! Ты только раздеваться не спеши; тяни до последнего… Понял? А когда начнется — рви по коридору налево, к дверям котельной. Помнишь план?
Я помнил план. Он был разработан весьма тщательно. Здесь нам крупно помогла подружка Сверчка. Глуповатая на вид, бабенка эта проявила редкостную активность и расторопность… Выйдя на свободу утром, около девяти, она уже в обед принесла передачу, и там мы обнаружили записку электрика и схему здания, начертанную им на клочке тончайшей папиросной бумаги.
В соответствии с планом, через полчаса после нашего прихода в баню повсюду сразу отключится свет. И мы, под покровом темноты, должны были прорываться в котельную. А оттуда — во внутренний двор. За ним находился овраг, и туда вела широкая труба для ливнестока — дюкер. Ну а дальше начиналась путаница складских помещений, пакгаузов. И в том районе мы уже были бы в безопасности. На всякий случай, сообщил электрик, он приготовил для легавых еще один сюрприз… Так что главное заключалось в том, чтобы не оплошать поначалу, не ошибиться в самый первый момент!
Все, в общем, получилось — точно. Внезапно возникшая тьма породила панику. Заметались, сталкиваясь, смутные фигуры. Чей-то хриплый, сорванный голос завопил протяжно: «Слушай мою команду! Перекрывай выходы!..» Но было уже поздно: мы, трое, успели проскользнуть в коридор.
Спустя минуту мы находились уже в дюкере — в недрах широкой бетонной трубы. Здесь пахло сыростью и гнилью. Звучно сочилась влага. И темнота была тут особенно плотной, густой, почти осязаемой на ощупь.
Вдруг она ослабла и поредела. На бетонных вогнутых стенах, освещая подтеки грязи, заплясали жидкие желтые отблески.
Сверчок (он шел последним и был ближе всех к краю трубы) воскликнул шепотом:
— Братцы, а ведь баня-то — горит!
— Ага, — широко улыбнулся Батый, — вот он — сюрприз! Что ж, это толково придумано, грациозно. Теперь уж мусорам — не до нас…
— Но все равно застревать здесь рискованно, — заметил я, зябко поеживаясь (я ведь был раздет до пояса и пиджак и рубашку держал, туго свернутыми, под мышкой.) — Давайте-ка приведем себя в порядок, и отваливаем — рвем когти!
Я быстро оделся. Затем мы осторожно выбрались в овраг. И вскоре были уже далеко от горящей, рушащейся бани. Там клубился розовый дым, раздавалась пальба… Может — искали нас? Или кто-нибудь еще воспользовался случаем?
На тихом пустыре, за пакгаузом, группа наша разделилась. Блатные пошагали в город, а я — в противоположную сторону. Нет, с ними мне было не по пути…
Какое-то время я брел вдоль железнодорожного полотна — покуривая, ждал попутного поезда. Ночь была тиха, безоблачна, вся в лунном серебре. Пахло землей и мазутом. Холодно поблескивали рельсы. Их было много здесь, в «полосе отчуждения», они переплетались и скрещивались и напоминали сверкающую лапшу.
И вот в отдалении возник силуэт локомотива. Вспыхнули, приближаясь, огни. Звенящий гул прошел по вздрогнувшим рельсам.
Это был товарный состав — порожняк. И двигался он не шибко, только еще набирал скорость. Я отшвырнул окурок, примерился. Вскочил на подножку открытой платформы. И вдруг увидел краем глаза стелющиеся по земле голубоватые искры…
— Что это? — удивился я, повиснув на поручнях. — Неужто и здесь тоже пожар?
Но нет, это просто вспыхнул — подожженный моей папиросой — последний тополиный пух. Вспыхнул и тут же погас. Сгорел дотла, без остатка, так же точно, в сущности, как и все мои нынешние надежды и планы.
Михаил Дёмин, настоящее имя Георгий Евгеньевич Трифонов (1926–1984), — русский писатель, сын крупного советского военачальника, двоюродный брат писателя Юрия Трифонова. В 1937 году потерял отца, бродяжничал, во время Второй мировой войны после двухлетнего тюремного заключения служил в армии; после войны в связи с угрозой повторного ареста скрывался в уголовном подполье. В 1947 году был арестован и осужден на шесть лет сибирских лагерей с последующей трехлетней ссылкой. После освобождения начал печататься сначала в сибирской, затем в центральной прессе, выпустил четыре сборника стихов и книгу прозы.
Повесть «…И пять бутылок водки» – первое русское произведение такого жанра, появившееся на Западе, – впервые вышла в 1975 году в переводе на французский и итальянский языки. Герои книги – городские уголовники – действуют на юге Украины, в солнечной Полтаве.В отзывах на произведения Демина критики неизменно отмечают редкое умение сочетать захватывающий сюжет с точностью и достоверностью даже самых мелких деталей повествования.
Книга ведет читателя в жестокий мир таежных болот и алмазных приисков Якутии – самой холодной области Восточной Сибири. В отзывах на произведения Михаила Демина критики неизменно отмечают редкое умение сочетать захватывающий сюжет с точностью и достоверностью даже самых мелких деталей повествования. Так, по его «сибирским» книгам действительно можно изучать Сибирь!
Освобождение из лагеря в Советском Союзе не означало восстановления в правах. Бывшие заключенные не имели права селиться и даже появляться в 17 главных городах, а там, где можно было проживать, их не брали на хорошую работу. Выйдя из заключения в 1952 году, Дёмин получил направление на три года ссылки в Абакан, но, собираясь заняться литературой, в нарушение всех предписаний поехал в Москву. Бывшему блатному не так легко было стать советским писателем. Хотя Дёмин заявлял, что всего хотел добиться сам, он решил обратиться к своему кузену Юрию Трифонову, которого считал баловнем судьбы…
Ф. Дюрренматт — классик швейцарской литературы (род. В 1921 г.), выдающийся художник слова, один из крупнейших драматургов XX века. Его комедии и детективные романы известны широкому кругу советских читателей.В своих романах, повестях и рассказах он тяготеет к притчево-философскому осмыслению мира, к беспощадно точному анализу его состояния.
Ф. Дюрренматт — классик швейцарской литературы (род. В 1921 г.), выдающийся художник слова, один из крупнейших драматургов XX века. Его комедии и детективные романы известны широкому кругу советских читателей.В своих романах, повестях и рассказах он тяготеет к притчево-философскому осмыслению мира, к беспощадно точному анализу его состояния.
Памфлет раскрывает одну из запретных страниц жизни советской молодежной суперэлиты — студентов Института международных отношений. Герой памфлета проходит путь от невинного лукавства — через ловушки институтской политической жандармерии — до полной потери моральных критериев… Автор рисует теневые стороны жизни советских дипломатов, посольских колоний, спекуляцию, склоки, интриги, доносы. Развенчивает миф о социальной справедливости в СССР и равенстве перед законом. Разоблачает лицемерие, коррупцию и двойную мораль в высших эшелонах партгосаппарата.
Она - молода, красива, уверена в себе.Она - девушка миллениума PLAYBOY.На нее устремлены сотни восхищенных мужских взглядов.Ее окружают толпы поклонников Но нет счастья, и нет того единственного, который за яркой внешностью смог бы разглядеть хрупкую, ранимую душу обыкновенной девушки, мечтающей о тихом, семейном счастье???Через эмоции и переживания, совершая ошибки и жестоко расплачиваясь за них, Вера ищет настоящую любовь.Но настоящая любовь - как проходящий поезд, на который нужно успеть во что бы то ни стало.
«151 эпизод ЖЖизни» основан на интернет-дневнике Евгения Гришковца, как и две предыдущие книги: «Год ЖЖизни» и «Продолжение ЖЖизни». Читая этот дневник, вы удивитесь плотности прошедшего года.Книга дает возможность досмотреть, додумать, договорить события, которые так быстро проживались в реальном времени, на которые не хватило сил или внимания, удивительным образом добавляя уже прожитые часы и дни к пережитым.
Книга «Продолжение ЖЖизни» основана на интернет-дневнике Евгения Гришковца.Еще один год жизни. Нормальной человеческой жизни, в которую добавляются ненормальности жизни артистической. Всего год или целый год.Возможность чуть отмотать назад и остановиться. Сравнить впечатления от пережитого или увиденного. Порадоваться совпадению или не согласиться. Рассмотреть. Почувствовать. Свою собственную жизнь.В книге использованы фотографии Александра Гронского и Дениса Савинова.
Бунт на зоне называется разморозкой. Это когда зэки, доведенные до крайности начальственным беспределом, «мочат» сук-активистов и воюют даже со спецназом. Начальник лагеря подполковник Васильев бунта не хотел, но закрутил гайки до упора сознательно: ему нужен чемодан с ценным грузом, а смотрящий за зоной Батя обязательно пошлет на волю маляву с наказом доставить сюда чемодан – только получив его содержимое, он может одолеть «хозяина». Вот пусть и летит на Колыму «грузняк», а Васильев его перехватит… План четкий, но и Батя не так прост.
Коля Колыма всегда слыл пацаном «правильным» и среди блатных авторитетом пользовался заслуженным, ибо жил и мыслил исключительно «по понятиям», чтил, что называется, неписаный кодекс воровского мира. Но однажды он влип по самое «не могу». Шутка ли: сам Батя, смотрящий по Магаданской области, дал ему на хранение свои кровные, честно заработанные сто кило золота, предназначенные для «грева» лагерного начальства, а Коля в одночасье «рыжья» лишился – какие-то камуфлированные отморозки совершили гусарский налет на его квартиру, замочили корешей Колымы и забрали драгметалл.