Таежным фарватером - [58]

Остается за кормой темная обская вода. Ушли отдыхать радист и механик. Спит штурман. Даже вахтенного матроса на палубе одолела дрема. Хоть и взял их сон, но и в забытьи слышат они, как мерно вибрирует от напряжения машины корпус судна, как разрывают ночную темень гудки «Лоцмана».

А капитан по-прежнему наверху. Один на один с рекой. И со своими мыслями. О чем он думает сейчас? О топливе, которого, наверное, не хватит до Колпашево? О глубинах на перекатах? А может, о скорой свадьбе второго помощника механика?

БЕРЕГ АКАДЕМИКОВ

Что такое глухомань?

И снова мы одни на пустынной Оби. Как и прежде, «Горизонт» во власти реки. Катит она, раздольная, навстречу, являя обнаженные берега, подмытые вольными водами.

Не долго довелось благоденствовать нам в качестве пассажиров нефтевоза. Мы покинули гостеприимную палубу «Лоцмана» у Соснино.

Местечко это на правом берегу Оби ничем не отличается от здешних одноэтажных селений, где бок о бок живут русские и ханты. Мы не обнаружили заметных примет обновления возле тихой пристани, столь характерных для нынешних обских берегов, прославленных нефтяными реками. И все-таки Соснино — какое типично сибирское название! — запоминается нам.

Ну, хотя бы тем, что незадолго до этого мы пересекли шестидесятую параллель и повернулись спиной к Ледовитому океану. И с того момента всем северным ветрам, набиравшим уже осеннюю силу, была предоставлена возможность дуть «Горизонту» в корму.* Достигнув Соснино, мы обнаружили, что «переехали» на последний лист лоции, с помощью которой плыли довольно долго — от устья Иртыша. Наконец, еще одно обстоятельство: в трех километрах выше селения мы покинули территориальные воды Тюменской области.

Итак, пройдена граница двух областей — Тюменской и Томской. До этого невидимого рубежа, размытого волнами Оби, мы проплыли от Тюмени 1692 километра. А лоция подсказывала: бежать водой еще немало — 1179 километров. Это до финиша, то есть до Новосибирска.

Вот каковы здешние масштабы! Не сибирские ли просторы внушают фантастам мысль о том, как тесно стало на планете?! Ведь их герои завоевывают космические дали. А тесен ли землянам отчий дом? Конечно, нас не может не тревожить беспредельность земли, как тревожила она далеких предков. Некогда человек видел ничтожно малую частицу необъятности. Несколько сот километров пути внушали ужас, как бесконечность. Властители империй ничего не знали о других континентах. Когда первопроходцы или искатели приключений покидали родной берег, они навсегда прощались с близкими.

Но какой переоценке подверглись расстояния на протяжении жизни последнего поколения! Совсем недавно еще Сибирь нельзя было ни объехать, ни пройти: она не поддавалась измерениям. Но останется ли она такой завтра? Над реками и таежным простором, долинами и горами, где пролегали пути торговых караванов, современный самолет пролетает за час-другой. А космический корабль, промчавшись над Уралом и Сибирью, сжимает пружину времени до минуты.

Да, в наше время уничтожены расстояния. Они более не существуют. Не существуют ни физически, ни психологически. Провожая ныне знакомого в командировку на Чукотку («край света!» — ужаснулись бы наши прадеды), в Антарктиду, никто не испытывает чувства вечной разлуки.

И все-таки расстояния существуют. Наш век не отрицает их. Ведь не всем дано взяться за штурвал космического корабля! И это прекрасно. Прекрасно, что осталось не так уж мало мест на нашей планете, куда можно попасть только с помощью консервативнейших способов передвижения — пешком, на лодке или на спине верблюда. Даже уничтожив расстояния, человек не уничтожил расстояния!

С этой мыслью заставило нас примириться ежедневное соперничество с великой рекой. Всю бесконечность ее мы, может быть, впервые почувствовали у тихой пристани Соснино, одинаково далекой от начала и конца нашего плавания. Не оттого ли нас посетило ощущение одиночества, затерянности на гигантском водном пути именно здесь?

Мы пытаемся освободиться от него, листая речной атлас. Лоция, как, впрочем, и каждая карта, имеет чудесную особенность — сближать расстояния и обгонять время. Что ни лист — все тот же голубой лабиринт: речки и протоки, запасные и ложные фарватеры. Что ни лист — одинаково безвестные названия населенных пунктов: Лукашкин Яр, Киевская, Верти Нос, Карга, Каша, Пашня, Пыджина, Парабель, Камчатка… И рядом — Нарым.

Нарым… Нарым… Каких-то четыре сотни километров до него. А он все так же, как и в начале путешествия, невероятно далек. И чем чаще звучит в разговоре это гипнотизирующее слово, тем сильнее пугает своей отдаленностью.

Невольно вспоминаешь легенды, которыми обросло это обское поселение. Ведь оно для многих поколений было олицетворением гибельных мест, таких, как Петропавловская крепость или Александровский централ. Изучая историю сибирской ссылки, мы поняли, что Нарым по праву разделял с Тобольском мрачную славу надежной царской темницы, которая пополнялась после каждого взлета революционного движения. Впрочем, как утверждает статистика, острог, поименованный впоследствии столицей наместничества, так и не разросся до размеров города. На какой бы длительный срок ни высылались в Нарым бунтари, никто из них не оставлял мысли вернуться на запад. Возвращались, однако, не многие, ибо здешние непроходимые болота и таежные урманы надежнее решеток, кованых ворот и каменных казематов держали невольников. Недаром народная пословица гласила: «Бог создал рай, а черт — Нарымский край».