Таежным фарватером - [41]
Да, разные бывают бакены. И служба у каждого своя: одни ограждают мели, другие — подводные камни, третьи — сети рыбацкие. Плывешь по большой реке — всюду бакены. Справа белые, слева красные. Или наоборот. А есть у речников бакен, который пестрым называется. Должность красно-белого маяка (ночью на нем горят два огонька — красный и белый) особо почетная. Ставят его там, где сходятся две водные дороги. И несет он вахту всю навигацию. Увидит капитан его на речном перекрестке — и узнает, куда путь держать.
Не раз и нам помогал он верным курсом идти. Мы запомнили все дороги, где его встречали. И без карты можем рассказать о пестрых бакенах на Туре, Тоболе и Иртыше. Каждый в памяти! Разве забудешь устье Тобола, откуда открывается панорама сибирского кремля? Или вереницы плотов в устье Тавды, что сбегает с каменной уральской гряды? А как же не вспомнить последний километр обманщицы Конды?
И вот еще один пестрый бакен. Главный из пестрых. Тысячу с лишним километров плыли к нему. И не зря. Он для нас не просто знак речной, а поворотная и самая северная точка маршрута. В честь такого события надо бы бутылку шампанского разбить о его стальные бока. Да где ж ее взять?
— Стоп! — восклицает капитан. — А почему обязательно бутылку с шампанским?! Разве не подойдет клюквенный экстракт?
— Нет, не годится.
— Тогда я предлагаю просто бросить бутылку за борт. С запиской! Пусть ее выловят в одном из океанов и прочтут, что…
— Что же интересного узнает человечество, выловив бутылку из-под клюквенного экстракта?
— Оно узнает все, что я сейчас же напишу, — заявляет он и лезет в кокпит, приговаривая: — Где же я ее видел?..
Наконец он извлекает бутылку чуть ли не из моторного отделения. Для чего-то стучит по донышку. Потом исследует горлышко с оплывшим сургучем. На крышке от фотоаппарата плавится сургуч. Готовится кружок клейкой ленты для обмотки горлышка. Остается составить текст записки.
Капитан принялся за нее без страха и сомнений. Одним махом пишет следующее: «Всем! Всем! Всем! Во имя будущего нашей планеты и в целях подтверждения гипотезы об опреснении Мирового океана просим нашедшего бутылку срочно: а) известить, где, когда и кем она обнаружена; б) сообщить имя, фамилию, возраст (писать разборчиво); в) выслать записку по адресу: СССР, Москва, 2-я Ново-Останкинская, д. 25, кв. 76. Наши координаты: 1076 км от Тюмени и 1796 км от Новосибирска».
— Ну, как? — спрашивает автор, протягивая записку.
— Неподражаемо! Особенно про опреснение океана.
— Ничего. Это сейчас модно.
— А о координатах… Знаешь, нет слов.
— Сразу поймут всю секретность эксперимента.
— Конечно. Интересно только, далеко ли она уплывет?
— Что ты знаешь! Одна бутылка плавала почти три тысячи дней и прошла шестнадцать тысяч морских миль. И приплыла почти туда же, откуда была брошена — к берегам Австралии.
Возразить уже нечего. Остается закупоренную бутылку предать воле волн, что было и сделано в тот же миг.
НА ПОРОГЕ СИБИРСКОЙ АМАЗОНИИ
Прощание с водной бороздой
Это из песни о морском просторе. А тут, на зыбком перекрестке Иртыша и Оби, тоже морские масштабы. Разлив речной грандиозен. На стыке двух сибирских рек открывается величественная панорама. Более внушительная, чем при впадении Камы в Волгу или Ангары в Енисей. И мы в центре столкновения водных потоков, которые, как говорят, долго еще не могут друг друга одолеть и идут на север бок о бок километров десять, пока не смешаются порывистые желтоватые воды Иртыша и спокойно-темные Оби.
Мы прощаемся с Иртышем. Не очень-то любезно проводил он нас — ветром и крутой волной, низкими берегами и вольным разливом. Впрочем, знающие люди утверждают, будто при впадении в Обь он всегда рассержен. А отчего? Не оттого ли, что ущемлена его гордость? Уж не обидела ли его природа, повелев великой реке стать всего-навсего притоком?
Как бы то ни было, Иртыш, пересекая горный пояс Рудного Алтая и полупустыню, сухие степи и таежные края, на 2496-м километре отдает свою дань Оби. И мрачные стражи Самарова и Северная горы — следят за тем, чтобы не рассорились две реки, не разлились от обиды в стороны.
На прощание мы делаем круг почета вокруг пестрого бакена, поставленного на водной борозде. И как только этот рубеж остается за кормой «Горизонта», угасают силы нашего мотора. Катер впервые за время сибирского плавания идет против течения. И мы сразу чувствуем упругую грудь Оби.
По-прежнему обманчиво далек берег справа: ивовая поросль едва поднимается над рекой, за ней снова вода — вода до горизонта. И откуда ее столько?! Первое ощущение такое, будто именно здесь свершился когда-то библейский потоп и никак твердь земная не освободится от безжалостного разлива.
Немного на земном шаре таких рек, как Обь, о которой говорят: подруга океана. И потому о ней можно говорить в превосходной степени. Точно так же, как о величайшей реке южного полушария Амазонке.
У них много общего — многоводность, протяженность и тихоходность вод, обилие притоков, каждый из которых мог стать самостоятельной рекой, удобства для судоходства и ископаемые богатства, найденные по берегам. Точно так же, как Обь, Амазонка меняет русло, оставляя старицы, болота, серповидные прирусловые валы, типичные для равнинных рек. Обе прокладывают себе путь через дикие леса.
