Таежным фарватером - [30]

— Ну, где еще найдешь таких рабочих, чтобы по одиннадцать часов в сутки работали?

Ребята слушают темпераментный диалог и рдеют от смущения. И когда Салманов спрашивает, приедут ли они следующим летом, за всех отвечает один:

— Слово дали.

На шестьдесят четыре дня стали студенты хозяевами города. Они не уйдут отсюда, пока не помогут отстроиться нефтяникам. Эти парни оставят о себе добрую память в тюменской тайге. А домой увезут огромный деревянный ключ. Как драгоценный сувенир. Как подтверждение того, что появится на всех картах мира новая точка на нефтяной целине — город Правдинск.

Салманов держит пари

Побывав у студентов, мы нашли ответ лишь на одну из загадок минувшей ночи. Яснее ясного: растет здесь город. Он молод. Очень молод. Оттого и нет его на карте. На улицах не мудрено встретить пни столетних елей, которые стояли тут еще вчера или позавчера. Свежерубленые дома пахнут смолой. Но для кого их строят? Где же нефтяники? Почему не видно буровых?

Студенты советуют найти в конторе экспедиции Санарова: «Это не человек, а настоящий клад. Должность у него не такая уж заметная — начальник отдела кадров. Но он знает всех и все. С первых дней в экспедиции. И к тому же сам пишет историю Правдинска».

И мы отыскиваем этого человека в небольшой комнате управленческого здания. Его письменный стол стиснут шкафом, этажеркой и сейфом. Сам он напоминает моложавого дедушку. И даже старомодная косоворотка ему кстати.

Мы собираемся в течение получаса выяснить какие-то подробности из истории города, а гостим до полуночи.

Санаров извлекает из стола папки со старыми радиограммами, фотоальбомы и газетные вырезки. И каждая фотография, каждая радиограмма с буровой помогает ему вспомнить былое. Он называет десятки имен — начальников партий и шоферов, бурильщиков и геологов, которые, положив начало городу, разъехались возводить другие города. Его память сохранила в подробностях не только давние события, но и достоинства людей, искавших нефть.

И о чем бы ни вспоминал этот историк Правдинска, всегда в центре оказывался Салманов. Но странное дело: чем больше мы слышим о нем, тем загадочней становится для нас фигура начальника крупнейшей на Иртыше нефтеразведочной экспедиции.

— Не знаю, как повернулось бы все, если бы у нас был другой начальник экспедиции. Нефть, конечно, нашли бы. А вот был бы город — не знаю.

Фарман Салманов понравился нам, как говорится, с первого взгляда. Все подкупает в нем: открытый ясный взгляд широко распахнутых черных глаз, простота речи и движений, непосредственность и темперамент южанина. Он, несомненно, обладает счастливым даром человеческого обаяния, перед которым не могут устоять ни огрубевшие буровики, ни утонченные управленцы из центра, ни умудренные опытом исследователи. И все рассказывают о нем легенды. А такие же, как он, геологи без малейшего сомнения называют его самым смелым нефтеразведчиком Сибири. Эта слава, как тень, давно ступает за Ним, о чем он, пожалуй, и не подозревает.

Очень трудно не поддаться гипнозу неожиданных и красивых, малоправдоподобных и просто фантастических, но заслуживающих внимания рассказов об этом человеке. Рос он в трудное военное время. Мальчишеские годы протекали между школой и промыслом, где работал отец — потомственный бакинский нефтяник. После школы, которую окончил с серебряной медалью, перед ним не было сомнений в выборе жизненного пути. Конечно, на буровую! И им гордились на промысле: в работе чувствовалась хватка Салманова-старшего. К тому же парень неплохо играл в футбол и одно время небезуспешно защищал цвета команды мастеров «Нефтяника».

Недоволен Фарманом был только отец. Часто, может быть, слишком часто повторял он сыну: «Надо учиться, поступай в институт — без этого не станешь настоящим нефтяником». Но как это порой бывает, авторитет отца, к мнению которого прислушиваются соседи по квартире и государственные деятели, был слишком мал для сына. И все-таки отец настоял на своем. А может, встреча на промысле с одним' бакинским ученым остудила горячего Фармана. Ему открылась простая, как хлеб, истина: нефть берут не руками, а знанием.

Он пошел учиться. Конечно, на нефтяника. При распределении на первую практику услышал холодное и далекое слово: Сибирь. И он поехал в Сибирь. А вернулся с таежной буровой потрясенный богатством и устрашающей дикостью края, крепостью и надежностью характеров северян.

Для скольких его земляков бакинская нефть была источником дипломных и диссертационных работ! Но Фарман отвернулся от каспийской нефти. Он почувствовал запах сибирской, хотя о ней мало кто тогда еще слышал. Предложенная им дипломная тема о перспективах нефтеносности одного из районов Сибири вызвала в институте лишь недоумение. Никто ничего так и не понял, а Салманов уехал на преддипломную практику.

А потом он в третий раз уехал в Сибирь. И навсегда. Его, правда, послали работать в Кузбасс. Туда Новосибирское геологическое управление бросило лучшие силы в надежде найти нефть и газ. На поиск ушли годы. А нефти и газа не было. И как выяснилось, быть не могло, i Руководители управления уподобились человеку, который искал оброненный пятак под уличным фонарем, хотя точно знал, что потерял его на противоположной стороне улицы. Их можно было понять: нефть и газ нужны были Кузбассу как воздух. Но Салманов не хотел ни понимать, ни оправдывать неудачников. Он был убежден: нефть ищут не там, где хочется искать. И утверждал, что она есть на Средней Оби. Ему прощали дерзость только потому, что он был молод. «Молодости свойственно заблуждаться», — отвечали ему на критику. Впрочем, скоро его многоопытные оппоненты поняли наконец: прав этот неукротимый бакинец. Но признаться в этом побаивались. И решил спор лишь газовый фонтан в долине Оби у Березово. Вот тогда спешно отправили из Новосибирска изыскательскую партию в Сургут с Салмановым во главе.